Дневник. 1917-1919. Алексей Павлович Будберг
но я иного мнения; Керенский должен был победить немедленно же в первые дни восстания, ибо всякая задержка была не в его пользу; очевидно, он сорвался, прибавив лишний номер к числу быстролетных падучих звезд революционных времен.
Прежним губернаторам следовало бы прочитывать ежедневно по одной главе из «Истории одного города», а нашим революционным заправилам следовало бы почаще вспоминать судьбу Дантона и Робеспьера.
Сейчас даже для большевиков предстоит решить вопрос, как они будут управляться с тем чудовищем, которое представляет армия. Ведь очевидно, что продолжать войну мы все равно не можем; чем дольше мы будем держать эти миллионы в атмосфере митингов, ничегонеделания, дерзости и пропитывания сознанием собственной силы и бессилия власти, тем безнадежнее и грознее будет будущее. И не дай Бог, если под напором внутреннего разложения лопнут последние обручи и эти орды шарахнутся стихийно по домам. Горе тогда прифронтовой полосе и железным дорогам, ибо им на себе придется испытать, на что способны товарищи, набившие руки в Тарнополе, Калуше и других районах стихийного бегства-погрома.
Хоть бы теперь начали отпускать домой наиболее шкурные и тянущие домой контингенты. Довольствие войск становится всё труднее; железнодорожное движение идет через пень в колоду; возможность реквизиций и принудительных поставок отошла в область царского прошлого; сейчас бывают дни, когда хлеба и муки, да и то по уменьшенным дачам, остается на 2—3 дня и приходится прибегать к самым экстраординарным мерам, до покупки зерна у населения по самым невероятным ценам; нельзя допустить, чтобы шкурные и политические беспорядки обратились в голодные бунты.
Интересно будет дожить до того, когда история разберется в событиях последних дней и выяснит, кто виноват в том, что нас слопали без остатка товарищи большевики, еще так недавно quantite negligeable[25]. Неужели же не было иного, менее чреватого своими последствиями исхода?
Ведь и большевики не могут стать действенной и реальной властью; они могут держаться только посулами мира и разных жирных подачек; но ведь посулам придет конец.
Что будет со страной с 180 миллионами населения, без власти и в том состоянии полного государственного и военного разложения, остановить которое уже никто не в силах? Над всем этим висит развалившаяся совершенно 12-миллионная армия без начальников и без дисциплины, не слушающая ничьих приказаний, не желающая воевать и обуреваемая одним только стремлением – поскорей уйти домой.
3 ноября. Утром вызвали в Двинск на совещание старших начальников; всё, что нам осталось, это совещаться, болтать и разъезжаться, убедившись еще раз в полной нашей импотентное™. Болдырев настроен решительно, требовал от нас сопротивления всяким уступкам и сохранения наших прав. Не понимаю, к чему все эти сотрясения воздуха; ведь господин Болдырев знает отлично, что сам он ни одного распоряжения отдать не может и что его согласия на уступки давно уже никто не спрашивает; он знает точно также,
Безделица, пустяк, ничтожно малая величина (