Год нашей любви. Сарина Боуэн
так гораздо лучше! – ораторствовала Дана. – Обтягивает прямо в нужных местах. Так, подожди. Надень-ка еще браслеты.
– Ладно, – сказала Кори, – но только потому, что легче согласиться, чем спорить с тобой.
– И я не выпущу тебя из дома без помады.
– Господи, за что?
В этот момент я засмеялся, и дверь к Кори открылась во всю ширь.
– Пора идти, – сказала она Дане.
– Подожди! – закричала та, копаясь на комоде Кори. – У тебя что, нет собственной туши?
– Удачи на вечеринке с хористами! – крикнула Кори, в спешке ковыляя мимо меня. – Бежим, – беззвучно произнесла она, и я открыл дверь.
Кори довольно легко преодолела шесть ступенек к комнате Бриджера, что было отличным результатом, ведь я ей не помогал. Но настоящее испытание ждало нас на самой вечеринке. Все было так, как я и предполагал. Теплое пиво в пластиковых стаканчиках? Да. Слишком громкая музыка, мешающая говорить? О да. Девушки, соблазнительно откидывающие волосы перед всеми моими партнерами по команде. Да и да.
Комната Бриджера была завешана куртками и толстовками хоккейной команды Харкнесса. Пак банни раболепно бродили вокруг них. Я проследил за взглядом Кори, чтобы увидеть изрядно накачавшуюся девицу, извивающуюся в танце перед Бриджером. Когда я поймал взгляд Кори, она подняла бровь. Все, что я мог сделать, – пожать плечами. Никто не запрещал тебе наивно думать, что в такой престижной школе, как Харкнесс, нет пак банни. Но это не меняло факта – на каждой домашней игре на трибунах маячил по крайней мере один плакат с надписью «Будущие жены хоккеистов». Пак банни здесь даже не были оригинальны.
Когда я и Кори наконец-то протолкались к виновнику торжества, Бриджер подарил каждому из нас по теплой улыбке. Потом я осознал, что у нас логистическая проблема: надо было решить, как передвигаться на костылях с пивом в руках. Кори, которая была, очевидно, умнее меня, сумела усесться на подлокотник видавшего виды дивана Бриджера. Прислонив костыли к стене напротив, она освободила руки.
Со своего насеста она обозревала комнату, которую мы с Бриджером делили бы, если бы я не сломал ногу. Бомонт-хаус возвели не менее ста лет назад, и университет не ремонтировал его десятилетиями. Так что молдинги темного дерева поцарапались, а стены пожелтели. Но все же это было по-прежнему одно из крутейших мест в кампусе. Арочные окна были украшены настоящим хрусталем, разделенным на маленькие переливающиеся прямоугольники. Под ними тянулся дубовый подоконник, на котором, как и в двадцатые годы прошлого века, сидели студенты со стаканами в руках. Я всегда думал, что это круто, но сегодня эти посиделки почему-то вгоняли в депрессию.
У Бриджера имелся старый университетский плакат, он висел под не работающим с шестидесятых камином и браво провозглашал: Esse Quam Videri. «Быть, а не казаться» – таков был девиз университета. Настрой, конечно, отличный, но то, что я сегодня видел у Бриджера в комнате, скорее напоминало «Видеть, быть увиденным, напиться в хлам».
Первая порция пива быстро была проглочена.
– Хочешь еще? – спросил я у Каллахан.
– Не