Плавучий мост. Журнал поэзии. №1/2019. Коллектив авторов
светом родины (в глаза) душа наполнена, и ветром.
Я вижу: плюшевых старух, что обсуждают дождик мелкий,
Чьи руки, чья усталость рук – сеть грубых трещин на побелке;
Деды с окладами бород – фуражки сдвинуты на темя…
Когда-то – вера и народ, теперь – неверие и племя.
Вновь пересадка. Мы стоим, висим, лежим селёдкой в банке.
Часовня. Едковатый дым. И бабушка на полустанке.
Розенкранц и Гильденстерн
Август умер (Гильденстерн), мёртв сентябрь (Розенкранц)…
Облетает поле стерх, где докашивают рапс.
Молибденов цвет воды, долг молебен-листопад,
Пар, идущий от скирды, словно едкий самосад.
Стог – рапирою (Лаэрт), Гамлет (шпажка канапе).
Спит игрушечная смерть милой ящеркой на пне.
Где докашивают рапс, лес, как замок Эльсинор,
За который (Фортинбрас) ветер затевает спор.
Вот и весь тебе Шекспир, череп Йорика – валун.
Я, закрыв ладонью спирт в стопке времени, вздохнул,
Выпил, сплюнул, закурил «Аполлон» – Полоний! Сад.
Ливень (Клавдий) лил и лил быстродействующий яд
в ухо-озеро (отец принца датского – король)…
Замигал на кухне свет, как порхающая моль.
Риф
Я так хотел бы умереть:
Как остов, обрасти кораллом,
Чтоб удавалось подсмотреть
Каранксов, розовых и алых.
Тогда б акула плавники
Чесала о мои лопатки,
Окаменевшие соски
Моллюски трогали украдкой.
Жестокосердный осьминог —
Проклятье маленькой вселенной, —
Свивая щупальца в клубок,
Мой мозг сосал, прикосновенный.
Аквалангисты чередой,
Сверкая фотоаппаратом,
Рыбодобычливой стрелой
Проткнули сердце мне, как атом.
И сердце, мёртвое давно,
Вспорхнув растерянной медузой,
Мятежно стукнулось о дно
Дрейфующего сухогруза.
Письма
Плавают на поверхности сетчатого пруда
Листья, как письма верности… Плачет по ним вода.
Бродит луна, оплавлена, словно фатальный воск.
Письма не озаглавлены, письма плывут под мост…
Некоторые зачитаны до поминальных дыр,
Свёртками нарочитыми, свёрстаны в пир и в мир.
Будто звезду мигальную, я подношу свечу,
Тайную и опальную, вечности по плечу.
Литерами размытыми, рыбою (сам с усам) —
Письма ладонью вытру я и помолюсь на храм.
Сердце, что медный колокол, гулок его набат…
Холодно, очень холодно. Письма в руке дрожат.
Если бы изначально мне письма поднять с земли —
Не было бы печальнее песни, чем «Журавли».
Замор
Сожрёт меня взгляд исподлобья, как черви ухоженный труп,
Шатается сердце-надгробье; похожа на выбитый зуб
Могила – оскалена волчья погоста внезапная пасть,
Где желчь и глазливая порча помогут упасть и