История Французской революции. Том 1. Луи-Адольф Тьер
склонил на свою сторону общественное мнение, сначала неблагоприятное. Не обладая ни достоинством принца крови, ни твердостью трибуна, он не сумел снести даже такое легкое наказание и, чтобы добиться возвращения из ссылки, унизился до просьб и обращений к королеве, своему личному врагу.
Бриенна препятствия раздражали, но он не имел достаточной энергии, чтобы преодолеть их. Он оказался слаб во внешней политике относительно Пруссии, которой жертвовал Голландией; он был слаб и во Франции, так как подчинялся парламенту и вельможам, и королева оставалась его единственной опорой, а кроме того, ему часто мешало работать плохое здоровье. Бриенн не умел ни усмирять бунтов, ни настоять на сокращении расходов и, несмотря на предстоявшее в самом непродолжительном времени совершенное истощение казны, демонстрировал непостижимую уверенность в завтрашнем дне. Однако среди всех этих затруднений он не забывал ни себя, ни своих родных.
Хранитель печати Ламуаньон, менее слабый, но и менее влиятельный, сговорился с Бриенном о новом плане с целью нанесения удара по политическому могуществу парламентов, так как в этом пока заключалась главная цель властей. Было очень важно сохранить тайну плана. Всё было подготовлено молча: военным начальникам провинций были разосланы запечатанные письма; к типографии, где печатались эдикты, был приставлен караул. Этот план должен был сделаться известен лишь в самую минуту сообщения его парламентам. Срок приближался, и стали разноситься слухи о том, что готовится важный политический акт. Д’Эпремениль подкупил одного наборщика и достал у него экземпляр эдиктов.
Он тотчас же созвал своих товарищей и смело сообщил им министерское решение. Этим решением в округе парижского парламента учреждалось шесть новых провинциальных судов, имевших целью ограничить его слишком обширную юрисдикцию. Право судить в последней инстанции и записывать законы и эдикты переносилось на Пленарный суд («Cour pleniere»), состоявший из пэров, прелатов, судей и военных начальников, назначаемых королем. Даже начальнику гвардии в этом собрании давался совещательный голос. Этим планом урезалась судебная власть парламента, а политическое значение его вовсе уничтожалось.
Парламент, пораженный, не знал, на что решиться. Он не мог рассуждать о том, что ему еще не сообщили, а между тем никак не хотелось попадать впросак. В этом затруднительном положении члены парламента придумали средство и решительное, и ловкое: составили постановление, в котором коротко излагалось и освещалось всё то, что парламент называл учредительными законами монархии, не забывая включить в их число свое существование и свои права. Эта общая мера нисколько не забегала вперед предполагаемых намерений правительства и оберегала всё, что требовалось оберегать.
Итак, 5 мая парижский парламент объявил, что «Франция есть монархия, управляемая королем согласно законам, и что из сих законов некоторые суть основные, учредительные: 1) право на престол царствующего дома, в мужском колене, в порядке первородства;