Братья Булгаковы. Том 1. Письма 1802–1820 гг.. Александр Булгаков
силы может обратить сюда, и все может быть потеряно. Бедная посольша похожа на мертвую, жалка. Боится лишиться навек Дамаса, оплакивает несчастие своего отечества, хлопоты, потери графа, печаль королевы и проч. Все это немало. Да сохранит нас Бог, и все, надеюсь, как-нибудь да уладится. Между тем Лассий покрывает наши войска стыдом. Правду говорили батюшке [то есть Якову Ивановичу Булгакову, который, вероятно, знал Лассия по его службе в Вильно или Варшаве], что он пустой человек. Хочешь посмеяться? Послушай, как он принял прочих генералов по приезде их из Корфы. Первые речи, которые им сказал, не сказав даже «здравствуй»: «Ну, господа, смотрите, берегитесь девок; вот Полетика не может избавиться…» Похоже ли это на дело, и можно ли компрометировать так бедного Полетику? Другой кудесник – Карпов – образумился и наконец явился к министру, который так добр, что принял его как будто ни в чем не бывало, но Беттеру против прежнего ласкает при нем.
Александр. Неаполь, 14 января 1806 года
Король подарил мне перстень брильянтовый, преславный, в 1000 дукатов, а у нас стоит более 2000; кроме того, досталось мне 350 дукатов. Всем этим обязан я не кому иному, как любезному Дмитрию Павловичу: это, верно, по его просьбе. К нам приехал флигель-адъютант Шепелев, из Аустерлица; теперь узнали мы, как происходила баталия. Но что прибыли? Наши ретируются, и Лассию прислано повеление оставить Неапольское королевство. Я боюсь и думать о следствиях, которые навлечет отзыв войск наших. Теперь-то будет каша: французы придут, хотя бы и не имели то на уме, коль скоро узнают, что мы ушли отсюда.
Батюшке пишу чрез Ивана Алексеевича Алексеева, коего жене посылаю в подарок гребень. Ежели вы в хлопотах, то не думайте, что нам лучше. Теперь в городе страшная суматоха: французы недалеко от неапольских границ. Король велел, чтобы все были готовы сесть на корабль и ехать в Палермо. Королева, принц наследный и вся фамилия еще остаются и не уедут, кроме как при последней крайности. Надобно думать, что успеют его отговорить от сего несчастного намерения, ибо французы скажут, как в первый раз: мы короля не прогнали, он самопроизвольно уехал, вас бросил, мы пришли вам покровительствовать и проч. и проч. Лассий уже в Бае, и почти все наши войска посажены на суда. Бог знает, что с нами будет. В Палермо ли поедем или в Россию? Дай Бог последнее, ибо Сицилия или Сибирь – все равно: оттуда плохо придется переписываться нам. Все это очень меня опечаливает. Кто мог предвидеть такую перемену и хлопоты?
На несчастие наше, Дмитрий Павлович занемог и лежит в постели. Он очень встревожен; кажется, будто для того приехал в Неаполь, чтобы потерять королевство. Между нами сказано, это все бы не случилось, ежели бы наши не бухнули сюда. Король привлек сим на себя ненависть Бонапарта, а в ту минуту, когда королевство в опасности, Лассий садится на суда и дай Бог ноги! Компрометировал здешних, и Дмитрий Павлович видит, что всему сему причиною ревность его к службе, доверенность, которую умел здесь приобресть, и успех его переклонить двор сей на нашу сторону, тогда как французы делали ему выгодные пропозиции. Он