Братья Булгаковы. Том 1. Письма 1802–1820 гг.. Александр Булгаков
время не могут успокоиться от смерти первого сына, не перенесут сего удара в престарелых своих летах. В день получения сего известия в Петербурге, по воле его императорского величества, был отменен театр. Я покойника знал очень коротко и был с ним дружен; в Неаполе были мы всякий день вместе, а потом переписывались. Если бы он был жив, то стал бы героем России[51]. Потеря эта всеми оплакиваема. С тех пор, что ваш Гагарин [князь Павел Павлович?] в Вене сделал штучку эту с Цызыревым, все Гагарины перебесились. Вообрази (пишут из Петербурга), что мой князь Павел, генерал-адъютант, женится на какой-то модистке, а другой Гагарин, что имел Балабину за собою, женится на актрисе Семеновой, – это Жорж русской сцены. Не желал бы я, чтобы тем же недугом заразился и Гриша.
Константин. Вена, 4 ноября 1808 года
Не первый уже раз батюшка уничтожает свои обеды по положенным дням, ибо всегда наедет народ, ему неприятный. На эти обеды надобно бы ему назначить, кого он раз навсегда иметь хочет, и никого не дожидаться, а не то, пожалуй, тотчас трактир из его дома сделают. Посол уехал второго сего месяца. Анстет остался поверенным в делах. Я, наконец, могу поотдохнуть. Я в этом весьма нуждался.
При отъезде повторил он мне, что ненадолго расстаемся, и прибавил, что теперь надеется, что государь не откажет ему в последней просьбе, о коей он писал, как ты видел из копии с его реляции. Князь много плакал. А как вспомнил я, что, может быть, мне самому придется скоро выезжать отсюда, так стало грустно, что описать тебе не могу. Сам я смертельно бы желал в Москву съездить, но не вижу теперь возможности. Ежели меня переведут в Париж, то весною или летом оттуда выпрошусь курьером, а на год едучи, не миную Вены, хотя порожняком поеду. Но лучше наперед планов не делать, ибо они никогда мне не удавались.
О твоем отъезде из Москвы я и подумать боюсь, особливо для маменьки, при слабом ее положении. Но я только минуты боюсь; после, когда успокоишься, уверен, что Фавст ее не оставит. О Татищеве я тебе выше говорил. Не выедет он отсюда, разве что от досады. Кауниц запал, его нигде не видать. Сюда приехал из Парижа граф Меттерних на несколько дней. Теперь я сижу дома до одиннадцати часов всякое утро. Какое благополучие! Но не продлится. Кто-то сюда будет? Нам сулят и пугают нас многими. Я думаю, что до приезда Румянцева [канцлер граф Николай Петрович Румянцев ездил тогда в Париж для переговоров с Наполеоном] в Петербург никого не назначат.
На сих днях г-н Дегар, часовщик, выдумавший летать с крыльями, первый раз подымался в Пратере и очень удачливо, не думаю, однако же, чтобы выдумка его была полезною. Управлять собою не может и летать, куда хочет, также не может. Мне любопытна показалась только механика его крыльев и как он их двигает посредством пружин. Я послал рисунок батюшке.
Александр. Москва, 20 ноября 1808 года
Наконец дан государю офицерский праздник в Петербурге. Уваров с женою принимали и угощали. Был смертельный холод: музыкантов заглушали все кашлем. Дамы в паутинных своих платьях перемерзли;
Двоюродный его брат, Владимир Сергеевич Толстой, неоднократно передавал нам, что этот князь Долгоруков влюблен был в Екатерину Павловну, что великая княжна отвечала ему взаимностью, что император Александр соглашался на этот брак и писал о том к матери молодого князя и что это письмо сохранилось в ее имении, Рязанской губернии.