Жозефина. Письма Наполеона к Жозефине. Гектор Флейшман
только скрипки подавали сигнал, они храбро устремлялись на свои грациозные представления и, вооруженные этой легкой тканью, принимали при помощи покрывала позы – то самые страстные, то самые целомудренные. Легкая ткань служила то вуалью, скрывающей влюбленную или ее волнение; то драпировкой, защищающей испуганную стыдливость; то это был пояс – пояс Венеры, завязываемый рукой Граций и развязываемый рукой Амура.
Нельзя вообразить себе более восхитительных представлений.
Сколько раз доходило до того, что мадам Тальен, мадам Рекамье и мадам Богарне, сопровождаемых раззолоченной толпой энтузиастов, относили полумертвыми в соседний будуар».
Миленький отрывок. И спектакль наверняка был очень мил… И никто не позаботился спросить, сколько месяцев прошло с тех пор, как овдовела прекрасная исполнительница одной из партий страстного трио. Баррас называл это трио богинями своего разума.
Ответьте, возможны ли сомнения касательно отношений, существовавших между Баррасом и той, в которой маркиз де Сад усмотрел «сильнейшее стремление к наслаждениям»?
Тьебо в этом не сомневается, Монгальяр говорит: «Баррас принял мадам Богарне в свой гарем», и, наконец, сам Баррас в этом признается. По этому поводу Массон решился заметить, и правильно: «Смею думать, что Баррас, быть может, не слишком ее оклеветал».
В ту эпоху связь вдовы и директора вызывала так мало сомнений, что когда Жозефину приглашали быть крестной матерью, то крестным отцом спешили пригласить Барраса. Так было даже после брака Жозефины с Бонапартом, во время пребывания генерала в Египте. Бувье пишет: «За соединением двух имен (Жозефины и Барраса) крылась констатация родителями известной интимности между этими двумя лицами».
В мемуарах Барраса есть сцена, которую издатель заменил точками. Свое решение он объяснил так: «Неблагопристойность выражений в этом месте такова, что я, предоставляя Баррасу возможность достаточно ясно выразить его мысль, из уважения к читателю должен был вычеркнуть несколько строчек».
Вот этот пассаж:
«Сжимая меня в объятиях, она упрекала меня, что я не люблю ее более, повторяя, что я был для нее дороже всего на свете, был тем, от кого она не могла отрешиться даже в тот момент, когда становилась женой маленького генерала…
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Я очутился почти в положении Иосифа перед женой Пентефрия. Однако я солгал бы, если бы приписал себе жестокость молодого министра фараона…
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Я вышел с мадам Богарне из моего кабинета не без некоторого смущения с моей стороны».
Впрочем, и сам Баррас беспокоился о мнении читателей. Поэтому на странице, предшествующей этому описанию, он позаботился отрекомендоваться: «Француз, воспитанный в правилах рыцарства».
Относительно любовной связи с креолкой Баррас заявляет: «С моей стороны мало гордости, другие даже сказали бы, много скромности в этом разоблачении».