Жозефина. Письма Наполеона к Жозефине. Гектор Флейшман
Великой армии, поведет их к триумфам.
Лавры победы, вырванные у судьбы, Бонапарт посвятит имени жены. Кто достоин их более чем она? Кто более нее заслужил почести этой новой, ни с чем не сравнимой славы? Только Жозефина! Он, влюбленный, верит в это.
Его неистовые, буйные депеши, покрытые пылью дорог, с сообщениями о победах вперемешку с признаниями в любви, ежедневно летят на улицу Шантерен. В тот дом, где накануне брачной ночи он нашел – что бы вы думали? – золотого орла, забытого Тальма, одним из интимных приятелей креолки.
«Старушка» и ее молодой муж
Бонапарт женился на Жозефине. Значит, он ее любил. А за что?
За то, как уверяет Баррас, что считал ее имеющей влияние. За то, что с ее помощью надеялся получить доступ в общество Сен-Жерменского предместья.
Но в Сен-Жерменском предместье Жозефина знает только изгоев дворянского общества и авантюристок, хозяек салонов, похожих на притоны.
Да и само Сен-Жерменское предместье, остававшееся по сути роялистским, искало ли знакомства с вдовой гильотинированного, пусть и генерала, но все же генерал а-якобинца? С ней будут искать знакомств позже, когда она поднимется на недосягаемую, даже по меркам Сен-Жерменского предместья, высоту. А до тех пор Жозефину просто используют, потому что знают способности креолки в искусстве выпрашивания помилований, щедрот и всякой мелкой монеты великой фортуны, всего, над чем ее вознесет чудеснейший из случаев, удивительнейшая из судеб.
Но в 1796 году кто может предвидеть торжество вдовы Богарне?
Так, значит, Бонапарт ценил ее за ум? Но ум Жозефины – это миф. Примеров тьма.
Тогда за что же?
Значит, за красоту?
Не нужно судить об этом по картинам, на которых она изображена то в образе томной креолки на фоне изумрудных пейзажей, то в образе салонной дамы, сладострастно раскинувшейся на шелковых подушках.
Жозефина вовсе не такая. Но она умеет казаться такой. Конечно, не всем. Но Бонапарт, по крайней мере в то время, попал под ее искушенные чары.
Жозефина хорошо понимает, что значит жаргонное словцо «старушка». Так фамильярно будут называть ее солдаты Наполеона. Но что взять с солдат! Конечно, конечно… Однако Дезире Клер Бернадотт – дама. И это нисколько не помешает ей назвать Жозефину, тогда уже императрицу, «старушкой».
В год свадьбы талия Жозефины – это еще «талия нимфы». Последние следы прелести, которая скоро поблекнет! А шея и бедра Жозефины уже и теперь не слишком изящны. Но всё искупает мягкость движений, их ласкающая шаловливость.
Говорили, что в юности Жозефина была толстухой. И только когда она сделалась женщиной, формы ее стали гармоничными. Даже широкое лицо и вздернутый простонародный нос не портили впечатления.
Хотя до совершенства Жозефине было далеко, положение спасал внутренний огонь, волнующее, восхитительное очарование живости и знойной томности уроженки Мартиники. Она как бы заряжала этим окружающих, создавая поистине экзотическую атмосферу.
Но зубы… Они были ужасны.