Хрясь и в суп. Дарья Лисица
руки, повозился с молнией, а потом поднял глаза, помедлил, сказал:
– Готово.
С тех пор после репетиции спускался со мной в гардероб, стоял рядом покорно, как раб, ждал момента, когда я не смогу застегнуть молнию на сапоге, любовь растаяла.
К этому времени стало очевидным, что папа обманывает маму. Меня удивляло, как могли вступить в брак такие разные люди: прямолинейная, со скучной правотой по любому вопросу, женщина и мужчина, уклоняющийся от серьёзных разговоров, переводящий их в шутку. На него обращали внимание дамы, и он, насмешливо или многозначительно улыбаясь, смотрел на них.
На субботу и воскресенье мама уезжала ухаживать за больной бабушкой. Папа возвращался в такие дни домой поздно, от него пахло спиртным. Я выливала суп в унитаз или отдавала Бою, мама не должна была заметить, что отец не обедал дома.
Однажды, он пришёл с букетом роз и преподнёс их мне.
– Ты хотел подарить их тёте Марго? – спросила я.
Маргарита Валериевна была близкой маминой подругой. Только такой правильный и наивный человек, как мама, не замечала, как папа и она смотрят друг на друга.
– Нет, – ответил он, – тебе, – закрыл на секунду глаза и в лице его появился оскал, то ли от боли, то ли от желания сдержать какие-то эмоции.
Мы с папой понимали и очень любили друг друга, он покупал мне одежду, я выбирала её тщательно. Если что-то в ней не устраивало, приходилось пришивать другие пуговицы, менять пояс, украшать воротничком или манжетами. Часами я могла стоять перед зеркалом, подбирая кофту к брюкам, свитер к юбке, сумочку к туфелькам. Папа смеялся и говорил, что сошёл бы с ума, если бы ему встретилась в юности такая изящная девочка.
Санёк после школы стал провожать меня домой, однажды, рассказал, что у него есть любимое занятие, ради него он, даже, забросил флейту.
А я-то считала, что, только, учёба на отлично и моя персона – два его любимых занятия.
Оказалось, он посещает кружок любителей нашего города в доме творчества, где педагог, сотрудник исторического факультета университета, очень интересно ведёт занятия.
Я обрадовала Санька тем, что согласилась сходить с ним, «пожертвовав» занятиями по танцам.
Андрей Александрович, человек лет двадцати пяти, талантом рассказчика обладал необыкновенным, вместе с отблесками линз сверкали его глаза, подсмеиваясь над нами, увлекая в Петербург Пушкина, Грибоедова, Лермонтова, Достоевского, Блока, Довлатова, а иногда мы «пускались в путешествия» по итальянским или греческим городам времён античности.
В памяти его, в неисчислимом количестве, теснились стихи или цитаты, он удачно пользовался ими, придавая рассказу особый блеск. Дома я начала читать классиков, отыскивая в книгах то, о чём он рассказывал, и что в школе казалось неинтересным. На экскурсиях он научил нас смотреть из определённых окон дворцов или домов, замечать детали. Убеждал, что произведения великих мастеров нужно читать в оригинале, я попросила папу пригласить мне учителей французского и немецкого языков.
Вместе с Андреем Александровичем ребята выходили после занятий из дома