Вверх тормашками. Евлампия Забелина
мой вскрик.
– Иван Купала обливай кого попало! – смеёшься ты.
Как могу я не поддаться твоему настроению?
Тащишь меня на кухню и не позволяешь ничего делать. Хлопочешь, напевая. А мне только и остаётся, что сидеть на мягком стуле и любоваться тобой, улыбаться и чувствовать себя самым счастливым на земле человеком.
Невысохшие после душа волосы смешно топорщатся, открывая затылок. Мне хочется прижаться к нему губами, вдохнуть запах волос. Стоит мне представить, что я массирую твои плечи, пальцами ощущая, как расслабляются мышцы, – ты оглядываешься, словно я тебя окликнула. Смотришь лукаво.
Фигура, как у долговязого мальчишки, грудь – как ты любишь говорить: «Минус первого размера», круглая попка, что притягивает множество взглядов, которые тебе удаётся не замечать. Сколько бы я ни говорила о твоей прирождённой грации, ты только недоверчиво фыркаешь, а зря. Но может быть, если я повторю это миллион раз, ты мне, наконец-то, поверишь?
Выглядишь совсем юной, беззаботной, моложе, чем пять лет назад, когда мы познакомились.
Городская гинекология – испытание не для слабых духом. Пожелтевшие от времени стены, жёсткие кровати, прикрытые тонюсенькими матрасами, сквозняки и персонал, испытывающий искреннюю ненависть к каждому пациенту.
Я попала туда на удивление нелепо – мячик для пейнтбола попал мне в живот, лопнул, растекаясь по одежде вишнёво-красным пятном. Я даже не успела понять, почему лица окружающих стали такими испуганными.… Очнулась в больнице, когда с меня стаскивали одежду, и перед тем, как снова отключиться, увидела, как из моей обуви выливают кровь.
Вторая внематочная. Кроме как приговором, это не назвать.
Я мечтала только об одном – исчезнуть, пока на соседней койке не появилось чудо с малиновыми волосами и пирсингом в носу. Чудо материлось похлеще любого грузчика, постоянно ругалось с медиками и курило, не выходя из палаты, в форточку. Если бы у забияки тётушка не работала в Минздраве, её, скорее всего, выставили бы, как только она встала с кровати, а так терпели.
По ночам задира плакала. Во сне – почти беззвучно, но так горько, что, несмотря на боль, я сползала с кровати, тихонько подкрадывалась и гладила её по голове. Когда она успокаивалась, сидела рядом, представляя себе – это мой ребёнок.
Днём монстр возвращался и продолжал терроризировать окружающих, на меня почти не обращая внимания.
– У тебя есть деньги? – обратилась она ко мне через неделю нашего совместного заключения – так она обозначила нахождение в больнице.
– Нет, – ответила я.
– У тебя в ушах брюлики, и новенький айфон, – и нет денег?! – вытаращила она и без того немаленькие глаза, – что, твой толстозадый муженёк боится, что ты от него слиняешь, если у тебя появится копеечка?
– Сколько тебе нужно? – уязвлённая нападками на мужа, спросила я.
– Да, немного. Тыщу или две. Хочу нажраться, чтобы не сдохнуть от скуки в этой богадельне!
– А как ты собираешься