Ренегат. Артем Мичурин
тянулись еще две линии построек, видимые Стасу в одинаково ровных просветах между домами. И все они сходились, должно быть, на некоем подобии центральной площади. Впрочем, другая площадь здесь вряд ли могла разместиться. Представляла она собой небольшое свободное пространство вокруг массивного приземистого здания в два этажа, увенчанного башенкой с зеленым жестяным куполом.
Народу на улице встречалось немного, в основном хлопочущие по хозяйству бабы да вездесущая ребятня. Ничего необычного. Но все же что-то было не так. Стас присмотрелся к сидящим на корточках возле крыльца детям: трое мальчишек и девочка, все примерно одного возраста, лет девяти-десяти, чистые, опрятно одетые, увлеченно чертили палочками по земле, затем что-то деловито обсуждая и растолковывая друг другу собственную точку зрения. Со стороны игра выглядела забавно, будто маленькие командиры сошлись на военный совет. Но сами юные стратеги явно относились к этому занятию со всей серьезностью. Стук копыт по жесткой каменистой земле отвлек их внимание, и четыре пары глаз разом сфокусировались на конно-пешей процессии. Причем волочащемуся по земле трупу внимания совсем не досталось, зато вид пленника тут же подстегнул к началу еще одного активного обсуждения. Ребятишки внимательно присматривались к разгрузке и со знанием дела комментировали практическую ценность ее элементов, показывая на себе что, где и как.
Такая нешуточная осведомленность не вязалась с обычными познаниями обычных детей. У Стаса и самого, конечно, в их возрасте глаза блестели при виде настоящего автомата, и крутые дядьки в камуфляже будили зависть: «Тоже так хочу». Но никогда при этом в голове не рождался вопрос – как сподручнее выхватить нож, с плеча или с пояса. Да и мертвецы вызывали куда больше эмоций.
Память, откликнувшись на эти невеселые рассуждения, всколыхнула и подняла из глубин казнь фальшивомонетчика. О да. Стас его помнил. Как будто и не было тех двадцати лет, что минули с того утра на Соборной площади Владимира. Отец тогда привел его, восьмилетнего пацаненка, чтобы показать, как заканчивают жизненный путь люди, поставившие себя выше общества и посягнувшие на одну из немногих избежавших низвержения ценностей – на чистоту. Чистоту золота. За такие преступления не вешали, не расстреливали и не топили, ни тогда, ни сейчас. Это все полумеры. Они лишь устраняли человека, не устраняя проблему. А нужно было дать толпе прочувствовать, позволить ей ощутить всю чудовищность совершенного злодеяния и, главное, – наказания. Нужно было заставить толпу участвовать в процессе. Ведь участие всегда продуктивнее созерцания. Для Владимира таким способом единения горожан в порыве праведного гнева стала бесхитростная и не требующая особых затрат экзекуция – забивание камнями. Осужденного привязывали к деревянному столбу на невысоком эшафоте, перед которым стояли корзины с булыжниками. Казнь проводилась обычно в семь часов утра, так людям было удобнее выполнить гражданский долг по дороге на работу. Но и без того недостатка в желающих