Я тебя давно ждала. Ирина Геннадьевна Петрова
Я знала, что ничем другим я не умею заниматься, и от этих мыслей становилось жутковато. Однажды я рассказала обо всем Полине, мы сидели в моей новенькой квартире и отмечали новоселье.
– Ириш, ты талантливая, – она взяла меня за руку, – и не только как поэтесса. Ты можешь договариваться с непробиваемыми тетками из гостиниц, ты умеешь вести переговоры по телефону, в отличие от меня, в общем, ты замечательно работаешь с людьми и если что… займешь место Больмана.
– Шутишь! Я – продюсер.
– Ничего я не шучу, ты у нас все равно подрабатываешь, как менеджер, в отличие от больмановских агентов.
– На самом деле они многое делают, только ты не видишь, – я откинулась на спинку мягкого кресла.
– Вот, ты и это замечаешь! В общем, не переживай по этому поводу, – она тоже откинулась на мягкий подголовник.
Сделав глоток вина, она добавила:
– Я и сама иногда этого боюсь. Голос для меня – это все.
– Ты каждую неделю посещаешь врача-фониатора, у меня такого доктора нет.
– Разные случаи бывали, вот та же Мария Каллас. И ничего не помогло.
– Я знаю, что у нее много бед в жизни случилось.
– Да, – Полина наполнила наши бокалы, – давай за то, чтобы у нас с тобой в жизни было все хорошо.
– Чтобы счастья было неприлично много, – мы рассмеялись.
В августе Полину пригласили в качестве члена жюри на детский музыкальный конкурс.
– У нас будет целая неделя отдыха в Сочи! – Толя поднял Полину на руки и закружил с ней по студии.
– Я бы так не радовался, все равно придется выступить на открытии и, возможно, на закрытии конкурса, – Лео включил кондиционер в студии на полную мощность – в Москве уже три недели стояла невыносимая жара.
– Зато выберемся отсюда, – Максим сидел на кресле, прижимая ко лбу железную банку газировки, покрытую льдом – только что достал из морозилки.
– Кстати, в финальный день на всех фестивалях обычно исполняют новинки, – Толя заговорщицки улыбнулся, отпустил Полину и сел за синтезатор.
Он заиграл мелодию и все мы замерли. Это был стремительно легкий полет птицы, в то же время спокойный, как гладь озера, музыка угасала, как будто это солнце на закате, отраженное в море: лучи сдают свои позиции, но все еще скользят яркими переливами по воде.
– Рай, – улыбнулся Лео.
– Нежность, – Полина поцеловала Толю в щеку, пока он вставал, чтобы поклониться нам, рукоплещущему залу.
Это был шедевр, определенно, но теперь передо мной стояла сложная задача – написать слова к этой прекрасной музыке. Обычно мы работали наоборот: я читала свои стихи, ребята подыгрывали, добавляли повторы, проигрыши, пробовали с Полиным голосом, что-то меняли они, где-то дописывала я. Тут был особенный случай: я не могла допустить, чтобы из мелодии пропала хоть пара нот, ни в коем случае, иначе она потеряет свой таинственный флер.
– Воробушек, – подмигнул