Царствие бесное. Виталий Акменс
даже не на него, а на трубу, висящую в его поднятой руке. Это объяснимо, такая царь-пушка просто обязана выглядеть сурово, даже помытая. Впрочем, подтвердить или опровергнуть этого ему не удалось, поскольку юная селянка в итоге убежала куда-то за стену густой листвы. Иоганн пожал плечами, схватил покрепче трубу и пошел домой со странной перебитостью в настроении: то ли радоваться, то ли грустить, то ли вообще хрен знает что.
Через полчаса болты были поставлены в аккуратно просверленные ручной дрелью отверстия, труба подготовлена для намотки, а мысли все равно каждую минуту срывались на молодой женский образ, с округлыми, но стройными формами и неподтвержденным испугом в глазах. Нехорошо отвлекаться от насущных дел, но что поделать, если настроение хорошее; так что из каждых 10 секунд по меньшей мере одна была посвящена теплым мыслям с эротическим подтекстом. Он даже вспомнил о вчерашнем видении из окна, в реальности которого у него так и остались сомнения, и подумал, что сегодняшняя блондинка ему нравится больше; по крайней мере, сейчас, когда душа, несмотря на огонь увлечения, все еще просила чего-то простого, округлого, ненапряженного – благодатного фона, который бы мотивировал, но не отвлекал. И не заставлял дергаться и морщиться от лепешки зловонной памяти под ногами.
Именно в этот момент случилось то, что можно было назвать издевательской усмешкой богов. Иоганн покачнулся на корточках, словно пораженный разрядом, ухватился за кровать, но быстро опомнился, прошептав себе под нос что-то наподобие «Тьфу ты, блин!». А что еще можно выговорить, если столько джоулей таится в одном простом слове (команде, заклинании, нужное подчеркнуть), которое по-русски звучит как «привет»?
Ее голос был тихий, небрежно-расслабленный, но все равно это был ее голос. Она стояла на пороге, опершись на косяк, одетая, чистая и странно спокойная, словно кому-то назло. Почти знакомое лицо, однако умытое, свежее, женственное, хоть и немного квадратное; знакомые волосы, русые со слабым бордовым оттенком. Он даже помнил ее имя – Дарина – удивительно цепко, навязчиво, непримиримо, словно комок в горле. Значит, она не уехала, думал он далее. Значит, она ночевала здесь, в той самой комнате через два окна, и без одежды вполне могла быть реальной; по крайней мере, фигурой подходила. Ее фигура была совсем не похожа на тот плавный образ, увиденный в огороде, и даже свободная куртка не скрывала упругости тонкой стальной проволоки, а значит, не скрывала и всей подоплеки, уходящей в обгорелое, разорванное прошлое почти суточной давности. Тем временем подвисла тишина, неловкая и тупая как тупик, образовавшийся на острие вопроса: «Зачем она сюда пришла?».
Дальнейшие слова и события заставили его и вовсе пересмотреть уровень адекватности видимой части вселенной.
06
А чего ей еще оставалось ждать? Душевного взгляда, гордой осанки: не бойся, держись за меня? Нет, все закончилось еще сутки