Царствие бесное. Виталий Акменс
подожди!
– Да?
– Это самое… что за фигня? Герой, дыра, завязнуть… я что-то пропустил?
– Да. Ты пропустил полдня. Если бы ты не сидел в этой затхлой раковине, а прошелся бы по деревне, ты бы заметил, что здесь не просто, как ты говоришь, фигня.
– Не просто фигня? А что?
Он спросил. Дожили. И как теперь ему объяснить?
– Тебе не кажется, что эта деревня… – сказала Марина, запинаясь, чувствуя, как слова безнадежно таят у нее на языке, словно крошки очень горького шоколада. – …Ну, с ней что-то не так?
– Честно? Нет. Вчера казалось. Потому что все было не так. Начиная от дороги, и кончая… т-тобой. А сегодня нет, не кажется.
– А ты заметил, что в деревне нет антенн для телевизоров?
– Нет. Это плохо?
– Это не плохо, просто так не бывает. Это не какая-нибудь Африка, здесь может не быть интернета, но телевизоры давно у всех есть. Вон, Надежда, соседка, упоминала про то, что по телевизору показывают, но, извините, где она его смотрела? Ты где-нибудь здесь видел в доме телевизор?
– Видел. Вон там, в кладовой валяется.
– Вот именно, валяется. Я тоже тут видела… прямо в овраге штук пять, разломанных и обгоревших. Причем… я, конечно, не сильно в этом разбираюсь, но мне показалось, не такое уж старье, вполне себе современные. Даже непонятно, они ведь пластмассовые, воняют, небось, на всю деревню, зачем их жечь-то?
– Как зачем? Это как у этого самого, у Брэдберри, сколько-то там по Фаренгейту, только все наоборот, и те, кто жгут, хорошие. Сам бы сжег эти зомбоящики.
– А антенны тоже сожгли? Кстати, почему тут так много опалин, как будто поджигали и тушили на скорость? И почему у трети домов стоят шесты деревянные над крышей, а самих антенн нет?
– Слушай, а почему в этой деревне нет синих дикобразов, ты не задумывалась?
– Синих дикобразов? Даже не знаю. Наверно, их съели висломозгие ленивцы. Такие, сумчатые. Я бы даже сказала, рюкзачно-баулистые. А деревья?
– Что деревья?
– Да ничего! По небу летают! Как избавление. Все с тобой ясно. Даже говорить бесполезно. Почему у людей такие лица, почему тетя Надя чуть не плачет о том, что здесь творилось и до сих пор творится. Почему Николай у нее какой-то прямо благодетель, которому нельзя уезжать, и что у него там такого страшного с паспортом?
– А…
– Подожди, это еще не все. Почему моя сожительница стонет по ночам, да еще глухая не по годам? Не знаешь? Или почему одна бабуля жалуется другой, что буренка с того раза так и не доится? И причем здесь, наконец, какой-то батюшка и его полусгнивший домик, когда церковь уже сто лет не работает?!
– Хм. Ты вроде сказала, что мне бесполезно говорить?
– А как тебе это? Пять минут назад, идет мужчина, такой, лет пятьдесят, наверно. С барашком, маленьким, такая лапочка, просто ммм… только весь какой-то замученный, издерганный, еле двигает ножками, а мужчина его то ногами толкает, то тащит прямо за голову! А потом еще один мужик к нему на дорогу