Любовь сквозь века. Оксана Лукаш
за тебя? Знала, ведь, что без Рады своей не сможешь жить, видела все, да любила тебя так, что затопила меня эта любовь, что река по весне. А жизнь вон как сложилась, пусто у меня теперь на сердце. Ждала от тебя хоть одно словечко ласковое, хоть один взгляд. Не дождалась.
– Зачем, ты так Любань? Разве обидел я тебя хоть раз за всю жизнь?
– Да лучше б обидел ты меня, лучше б избил, отругал, чем твое молчание сносить, да видеть, что не люба я тебя, не желанна! Засыпать и ждать, что ты во сне снова Раду звать будешь. Жизнь такая короткая Михась, такая короткая. Оглянуться не успела я, как пролетела она, что птица, да вся мимо меня. Горько, то, как горько. Женщина тихонечко заплакала.
– Ступай в избу жена, студено на улице. Я этот разговор забуду, и ты не вспоминай, жить будем, как жили, не плачь, не рви ни свое сердце, ни мое. Не до обидок сейчас промеж нами. Важное надо решить. Что не люблю я вас, это ты зря. Все мои дети мне дороги одинаково. Никого бы я не отдал. С этими словами, мужчина поднялся и вошел в избу, за ним тихонько вошла жена. Разговоры разговорами, да негоже детишек будить да тревожить.
С тяжелой головой лежал Михась, сон не шел. Надо было принять решение. Мог он говорить, сколь угодно, что не отдаст Милану, да понимал прекрасно, что наказание за отказ будет суровым. И семью может погубить и всю деревню. Какая судьба ждет дочь рядом с ним? Заневеститься, выскочит замуж, за пастуха какого или пахаря, вот и вся ее судьба. Милана на других не похожа, тонкая, нежная, тяжелый труд не для нее. С Лютым вся ее жизнь изменится, может и впрямь, с князьями знаться будет, так размышлял Михась, да не заметил, как уснул.
По богатому торгу идет девица, смоляные волосы заплетены в тугую косу, синие глаза, что звезды сияют, тулупчик на точеной фигуре подбит горностаем, на ногах сапожки тонкой работы, на узких запястьях позвякивали браслеты.
– Батюшка, глянь на меня, как я тебе, хороша ведь? Глаз не отвести.
Сон переменился. Над тяжелым деревянным корытом, в котором запаривались всякие очистки для скотины, склонилась худая, изможденная женщина. Руки ее были в мозолях, спина перетянута теплым платком, женщина еле передвигалась по маленькой избенке, с трудом выполняя домашнюю работу, только синие, что небо глаза выдавали в ней прежнюю Милану.
– Ох, батюшка, тяжко мне! Забери меня, забери!
Сон изменился вновь, показывая лесную поляну и чистый ручей. У ручья, что-то нашептывая и сжимая в руках посох, замерла девчушка. Она взмахнула рукой, и вода из ручья столбом взмыла ввысь, водяной поток все поднимался и поднимался, расплылся по небу облаком и пролился дождем. Дождь лил повсюду, да только не трогал девочку, над ней светило яркое солнце, она стояла и улыбалась, довольная своей работой. А глаза –синие, родные, любимы глаза.
– Моя девочка, моя Миланка,– подумал Михась во сне.
Над полыньей склонилась женщина, рядом с ней были детишки, она озябшими руками выполаскивала белье. И смотреть на нее не надо было Михасю, чтобы понять, что это Рада.
– Здравствуй, Михась, давай поговорим напоследок. Больше не потревожу тебя, ни в