Последний альбом. Элизабет Хэнд
силы восстанавливались мгновенно. Можно всю ночь накачиваться алкоголем, курить до одури, баловаться марками или промокашками, сыграть в баре за наличку, если нужда поджимает, а наутро с ясными глазами бодряком собраться в гостиной и, закусив удила, приняться за работу.
Значит, типичный день?
Нет, не думаю… Не было типичных, вот честно. Скорее уж безмятежная идиллия, алкионово время.
Что это значит? Есть у Овидия такой миф. Алкионой звали дочь бога ветров. Ее возлюбленный, Кейк, был царем и сыном утренней звезды. Он не послушался Алкионы, пустился в долгий путь по морю. Поднялся страшный шторм и утопил его вместе со всеми, кто был на борту. Потом тело Кейка вынесло волной на берег, к ногам Алкионы. С великого горя она бросилась в море и утонула.
Но боги все же сжалились над ними обоими и превратили их в птиц. В зимородков. И каждое лето случаются шесть-семь солнечных дней абсолютного покоя. Это время и называют алкионовыми днями в память об Алкионе.
Вот так мы и жили в Уайлдинг-холле. Алкионовы дни и златые ночи. Как зачарованные жили, это и в музыке сквозит. Но магия на диске – лишь тень того волшебства, которое мы пережили, играя там вместе.
Ладно, «тень» не очень звучит, не та метафора.
Эхо – вот что слышно в альбоме. Эхо того, что мы вместе, Джулиан, Лес, Эштон и я, создавали в том зале под бешеный ритм ударных Джона, а солнце заливало огромные окна, и казалось, будто они из жидкого золота, а не из стекла. Мы играли часами, пока у Джулиана не лопнет струна или пока Том не позвонит по телефону. Пауза на перекур и глоток спиртного, а потом снова дружно за работу.
Вам не понять, каково это – творить музыку таким образом. Я и сам не понимал, даже не понятия не имел до Уайлдинг-холла. Джулиан все время сочинял: каждое утро он приносил новую песню или новый вариант уже написанной. Хватал гитару и принимался подбирать мелодию, напевая вполголоса. Почти сразу подтягивалась Лес, потом присоединялись мы с Эштоном, и тут взрывались барабаны Джонно. И мы просто… творили.
Со мной такого раньше никогда не бывало. Музыку вообще трудно определить словами, ведь так? Можно описать, какие чувства вызывает песня, чем ты занимался, когда впервые услышал ее. Можно рассказать, какие технические приемы использовались при создании трека, как его играть – последовательность аккордов, тут быстрее, тут замедлить. Ля-минор, до-мажор.
Но там было совсем другое. Знаете, есть такое избитое выражение: коллективное сновидение. Как иногда рассказывают про концерт или фильм: «Мы погрузились в другую реальность и вынырнули оттуда, только когда зажегся свет, и до самого дома шли как в тумане, будто только что очнулись от коллективного сна».
Но мы не спали. Мы словно заблудились, только не во тьме, а в ярком свете. Ослепительное солнце сквозь окна, дымовая завеса сигарет и косяков; в воздухе пляшут пылинки, точно живые, как мошки или атомы, серебристые искорки в золоте света. Все мечется, трепещет, даже лиц друг друга не различить, лишь свет и дым. Слышишь музыку и следуешь за ней. Глубокий голос Лесли и хрупкий