История Консульства и Империи. Книга II. Империя. Том 4. Часть 2. Луи-Адольф Тьер
из людской памяти и наверняка не желал уходить, хоть и притворялся, что впал в глубокий сон. И потому первыми словами, произнесенными в Вене, были слова о единстве, которое нужно сохранить даже ценой величайших жертв, и о нем говорили тем больше, чем ближе становился день, когда оно должно было распасться.
С такими настроениями ехали в Вену. Именно в ту минуту, когда Европа неизбежно должна была разделиться, бросалась в глаза ошибка Франции, слишком поспешно подписавшей Парижский договор. Если бы Франция прибыла в Вену, не имея твердо начертанных границ, ее положение, бесспорно, серьезно отличалось бы от того, каким оно было в Париже в мае. Та из сторон, которая получила бы поддержку Франции, приобрела бы столь решающее превосходство, что ради него могли пойти на всё и, очевидно, не пожалели бы уступок. Державами, наиболее склонными к уступкам Франции, были, конечно же, Россия и Пруссия, ибо их интересы были сосредоточены на Висле и Эльбе, а не на Рейне и Шельде. И потому, если бы Франция встала на их сторону, то наверняка добилась бы лучших границ, нежели те, что были определены Парижским договором.
Взгляды Людовика XVIII во внешней политике, как и во всем другом, были умеренны и довольно разумны, но ограниченны, как и его желания. Довольный возвращением в свое королевство и обретением его в целости, даже с парой крепостей в придачу, он не испытывал желания его увеличивать. Ему не приходила в голову простая мысль, что если другие государства увеличиваются, а Франция остается тем, чем была в 1792 году, она оказывается умаленной, и если ей удастся вновь завоевать превосходство, то только благодаря деяниям Революции, которых он не ценил. Людовик XVIII обладал достоинством, но не обладал амбициями, стремился к миру, дорожить которым его заставляли возраст, немощь, перенесенные невзгоды и мучения Франции, и не хотел легкомысленно рисковать. Мания чрезмерно вмешиваться во внешние дела являлась императорской традицией, которая была ему не по душе, и Людовик желал, чтобы в Вене Франция играла достойную, мирную роль и добивалась лишь одного – избавления от Мюрата на неаполитанском троне. Оставить на одном из европейских тронов мелкого узурпатора, когда великий узурпатор пал, казалось ему позорной непоследовательностью и настоящей опасностью для Франции. Он боялся, что Наполеон в любую минуту может высадиться в Неаполе, выдвинуться с 80 тысячами человек на Альпы и начать оттуда возмущать Францию. Приписывая трудности в управлении королевством интригам и деньгам Наполеона, Людовик отказывался платить ренту в два миллиона, оговоренную трактатом от 11 апреля, и хотел, чтобы Наполеона перевезли на Азорские острова. Он желал также, чтобы Марии Луизе не оставляли герцогства Пармского и вернули его дому Бурбонов – Пармскому. Наконец, как сын саксонской принцессы, Людовик XVIII находил приличным для своей короны спасти короля Саксонии, но ставил эту цель на последнее место. Однако и ради этих целей он не пошел бы на серьезные осложнения и выразил эти скромные пожелания своему переговорщику,