Уорхол. Виктор Бокрис
как заметил Грин, Уорхол прилежно учился всему, чему только мог. И он с толком распорядился новообретенным знанием, когда создал в шестидесятых свой собственный театр. Благодаря старейшему члену группы, Аарону Файну, также успешному коммерческому художнику, Уорхол познакомился с эффектом остранения немецкого драматурга Бертольта Брехта, на которого впоследствии ссылался при формировании своей эстетики. Берт Грин:
Он умел разговаривать с Энди так, как мне было не дано. Говорил: «Так, слушай сюда, Энди», – усаживал и разговаривал с ним начистоту. Они друг другу были по душе. Аарон рассказывал весьма оригинальные и забавные вещи, а Энди всегда отлично воспринимал юмор. Энди садился на полу у его ног, пока Аарон беседовал с ним, сидя на диване.
Драматические способности Энди тоже значительно улучшились. Грин был потрясен его исполнением девяностодвухлетнего русского слуги, Фирса, в чеховском «Вишневом саде». Когда Энди произносил «Жизнь-то прошла, словно и не жил…», Грин чувствовал, что тот высказывает какую-то свою внутреннюю тоску: Энди все еще пытался научиться «как надо жить».
Это был последний раз, когда группа из Теха и Энди были по-настоящему близки, пока его успех и образ жизни не отдалили его ото всех, кроме Клаубера. Спустя пять лет после приезда в Нью-Йорк со своими пожитками в бумажном пакете Энди Уорхол преуспел в качестве рекламного художника. У него был собственный бухгалтер, мистер Скиппенбург, подборка портфолио, небольшая, но ценная коллекция предметов искусства и множество сшитых в Гонконге на заказ костюмов в гардеробе. Арт Элиас помнит, как встретил его той зимой на вечеринке у Пёрлстайнов в честь их профессора психологии Клее, который упомянул гомосексуальность Энди, которую тот демонстративно признал.
Кесслер переехал на Лонг-Айленд, оставив Лексингтон-авеню Энди. Лейла Дэвис, бросавшая свой ювелирный бизнес и возвращавшаяся в Кливленд, тоже зашла проститься. Она разделяла радость всей их старой компании от того, как далеко удалось Энди зайти (Элиас бедствовал, а у Пёрлстайна все еще было впереди, а пока он начал подрабатывать верстальщиком, параллельно давая частные уроки рисования), но, как и прочие, переживала, что Энди совершает ошибку, зарывая свой талант художника.
Мощные силы раздирали его в разные стороны. Как написал арт-критик Хилтон Эйлс в своем обзоре карьеры Энди в пятидесятых, противопоставляя хрупкость линии сильному сексуальному подтексту (преимущественно в изображениях мальчиков), Уорхол насмехался над расхожим рекламным стереотипом чудаковатого оформителя витрин или иллюстратора, создавая именно те изображения, которые от него и ждали, но беспрепятственно добиваясь того, о чем другие и не подозревали. «Его разнообразные заказы были приятны глазу и поэтому покупались, но он еще и превратил свою нездоровую увлеченность бабочками, дамскими туфлями и мальчиками в собственный стиль, – писал Эйлс. – Стиль набрал популярность за счет публикаций в журналах и книгах. Он стал его пристрастием. Вот в чем особенность