Час Надежды. Василий Леонидович Русин
представ предо мной молочно-белым покрывалом. Застывшее, оно принесло сон уставшему городу, а мне – надежду на скорое появление мой леди.
И вот я услышал её, – нет, не шаги, как вы могли подумать, доктор. Нет, я услышал песню, моя леди скользила по туманному покрывалу и пела; танцевала и пела только для меня. Вдалеке, осыпанная звездными блестками, в лунном свете, она предстала предо мной самим очарованием. Ее голос стал громче, и она приблизилась к моему окну.
Туман залил пол моего жилища, я протянул ей руки и помог проскользнуть внутрь. Она была обжигающе холодна, но её голос, доктор, голос… Я тонул в его потрясающей красоте. Я обнял её крепче крепкого, зарылся носом в её волосы и закружил её. Я был так счастлив в ту минуту, что, казалось, пропади она, и я не смогу больше жить, сердце сразу же остановится, и я умру.
Я кружил её, вдыхал восхитительный запах её волос, целовал их, а она целовала меня и кусала за шею и плечи. Да, доктор, это правда.
Я забыл обо всем: о тетради, о той страсти, что сжигала меня, весь день дотла. Хотел лишь кружить её вечно, покуда хватит сил. Доктор, вы смотрите на меня, как на безумного. Но разве любовь не безумие ли? Малокровие? Нет, не знал, и давно оно у меня? Я не могу ответить вам, потому что у меня его не было. Вы говорите, что сейчас оно у меня есть, ну и что с того? Это так важно?
Лучше слушайте дальше. Наконец я устал. Я опустил её на пол. Она выглядела посвежевшей, более живой, что ли. А я устал, дьявольски. Обессиленный, я лег на пол, и туман, казавшийся раньше холодным, стал теперь теплым одеялом. Она подошла ко мне, легла рядом и обняла, положив мне на грудь мою тетрадь.
– Ты ведь писатель, верно? – её голос стал глубоким, сильным, будто она наполнилась жизнью, очарование туманного волшебства пропало, и мне стало больно от того, что магия безвозвратно утеряна.
– Да, только я давно не писал. Хотел начать этой ночью, ждал тебя, думал, что ты будешь рядом, и я смогу работать, любуясь твой красотой, – я хотел поднять руку, коснуться её волос, губ, но сил не хватило и на это.
– Я ждал тебя весь день. Ты чудо. Кто ты? Откуда? Мне кажется, что я знаю, как тебя зовут, мать рассказывала мне. Я забыл, но я вспомню, непременно, – она улыбнулась и помогла мне сесть, а затем и встать. Она обняла меня и усадила за мой рабочий стол. «Какая же она сильная», кажется, так я подумал в тот миг. Она положила передо мной тетрадь, протянула ручку.
– Пиши, мой писатель, пиши, а я постараюсь помочь тебе, как ты сегодня помог мне, – она села рядом со мной на подлокотник кресла. Моя слабость прошла. Она взяла мою руку в свою и поцеловала её.
– Пиши, пиши и слушай мой голос, я расскажу тебе историю, которая прославит тебя. Все захотят прочесть её, каждый захочет обсудить. Она будет вымышлена от первой до последней буквы, но какой соблазнительно реальной она будет казаться! В ней каждый найдет скрытый смысл, адресованный ему одному, глубину доселе неведомой мудрости. Но всё-таки это будет вымысел. Потому что только ложь может быть по-настоящему сладкой и желанной, как первый поцелуй, а правда, мой возлюбленный