Час Надежды. Василий Леонидович Русин
проснулся. За окном была ночь, облака черным щитом скрывали величие звезд и одиночество луны. Леонид попробовал вздохнуть, стало больно горлу, и он закашлялся. Кашель пробудил боль в голове, от этой боли его рот наполнился жидким, вязким вкусом железа.
Раскаты грома раздавались у него в висках, он напряг все силы, чтобы позвать санитаров, но через железо во рту смог пробиться только сдавленный булькающий хрип.
Боль стала его госпожой, и не было ещё раба, способного вынести её мучительное присутствие. Пот сбегал по лицу Леонида, он звал на помощь, а когда надежда, что кто-то придет и поможет, растаяла, будто туманная дымка, он, обессиленный, обмяк на постели. Его уже не беспокоило, что, его руки и ноги связаны. Боль заполнила весь его мир.
Капли дождя забарабанили по оконному стеклу и стенам, луна, найдя брешь в обороне тьмы, оглядела землю с высоты своего бытия. Её отсвет лег на лицо Леонида. Как сладок был этот миг. Как блаженно стало Леониду. Боль огромным огненным светилом укрывалась за горизонтом его сознания, и одинокая луна, осветив постель, наполнила надеждой сердце узника.
«Ты говорила, что никогда не оставишь меня, никогда, слышишь? Тогда где же ты? Почему я вновь один?» – Леонид засыпал, лунный свет исцелял его, и слова о давнем обещании тихим шепотом слетали с его губ. Рубиновые капли одна за другой разбивались о кафельный пол.
Хельга.
«Препарат отлично показал себя, доктор. Пациент номер двести семь всё более проявляет себя как социально-адаптированная личность. Несмотря на побочные эффекты, такие, как головная боль, кратковременная потеря памяти, результаты не вызывают сомнений – по истечении курса лечения пациент вновь станет социально активным и больше не будет подвержен сезонным обострениям или иным формам депрессии и/или расстройствам рассудка».
Электронное письмо было завершено. Хельга легко, одним щелчком, отправила его адресату. Скоро… Она блаженно откинулась на спинку кресла. Скоро она отправится домой и никогда, не будет вспоминать это ужасное место. Леонид… Его история, конечно, необычна, но ведь все мы уникальны, и безумие у каждого должно быть уникальным, так сказать, своим, личным.
Леонид.
– На следующее утро, доктор, я не пошел на работу, я взял больничный, это вышло без труда, я действительно выглядел очень болезненно. Вернувшись домой, я сразу же открыл тетрадь, ту самую, в которую я писал всё, что надиктовала мне туманная леди.
Я вижу, вам интересно, что там было написано? О боже, что там было, вы представить себе не можете. Если прочитать эту историю вслух, прочувствовать каждый слог, каждую паузу, – черт возьми, это был фонетический джаз, господи, он проникал в самую душу, захватывал тебя, будто водоворот страстей, из которого невозможно вырваться. Да и незачем, настолько он был сладостен. Настолько прекрасен.
Вы когда-нибудь танцевали, Хельга? Танцевали так, чтобы каждая частичка вашей души звенела в такт музыке и страсти, переполняющей вас? Это восхитительное ощущение эйфории,