Не обижайте Здыхлика. Людмила Станиславовна Потапчук
иди, значит, надо слушаться.
– Яся, отпусти маму, ну что ты! Мама пойдет работать, а ты останешься с бабушкой. Дай-ка лобик – ой-ой-ой, опять температурка. Ну-ка мы тебе градусник, и сядь-ка на горшочек на всякий случай.
И Яся покорно грела под мышкой холоднющий термометр, безрезультатно сидя на горшке, хотя полночи планировала, как она с утра проснется раньше мамы, схватится за нее, и мама тут же поймет, что не надо ей на противную работу, а надо обнять Ясю и не отпускать никогда-никогда. Но взрослые сказали, что так нельзя. И вот мама уходит, а Яся остается болеть с бабушкой.
– Яся, девочка моя, это что за отметки? Нет-нет-нет, это никуда не годится. У нас в семье все хорошо учились. Мы с папой в твоем дневнике даже видеть такого не хотим.
И Яся, прикусив губу, грызла и грызла твердокаменную физику, невкусную химию, бесстыдную биологию, хотя все, чего хотелось самой Ясе, – это читать без конца, читать, падая, улетая в книжку, кожей ощущая нездешний воздух. Только не учебники, только не их. Читать учебник – это было как пробивать стену собственным мозгом, а читать интересные книжки – все равно что проживать другие жизни. Яся читала столько, что учительнице литературы и не снилось; столько, что когда в школе, говоря о Ясиной стопроцентной грамотности, ставили Ясю в пример другим, у нее горели уши от мучительного стыда, ведь она в жизни не удосужилась выучить ни одного правила, просто после такого количества проглоченных и переваренных книг ей нужно было бы прилагать особые усилия, чтобы писать безграмотно.
– Яся, лапочка, ты же знаешь, мы тебе никогда ничего не запрещаем. Но ты сама подумай. Ну какой филологический? Кто ты будешь после вуза – филолог? Кто это вообще? Потолок – быть училкой в школе. Хочешь опять в школу? Тебе там нравится? И да, пойми, в этом случае мы с папой тебе ничем не поможем. Но у тебя есть две прекрасные дороги. Хочешь – иди в медицинский, а потом прямиком в мою клинику. Хочешь – давай на физмат, там у папы связи, аспирантура, считай, твоя. Решай, девочка, последнее слово за тобой.
И Яся снова выбрала правильно. Что ей сулил желанный вуз, кроме веселого студенчества? Непонятное будущее. Ее мутило от медицины и бросало в дрожь от физико-математических премудростей. Яся предпочла тошноту страху. А маму – папе. Мама, теплая, добрая мама, всегда в случае чего поддержит и объяснит. Папа, помогая Ясе с задачками, имел обыкновение багроветь и кричать на дочь так, будто она как минимум плюнула на икону. А мама не кричала никогда.
– Она… отключается, понимаете? Впадает в ступор. Понимаете?
– Пока не очень.
– Ну сидит, смотрит в одну точку и не отвечает. Ее тормошишь, а она как мертвая.
У него были буйные рыжие вихры, сочный развеселый баритон, гитара через плечо и ветер в голове. «Яся, это не тот человек», – припечатал папа. Мама скорбно молчала, опускала углы рта и поднимала брови, что делало ее похожей на раненого мопса. Но это больше не работало. Уже на первом курсе института Яся сошла с правильного пути. Яся начала слушать чудовищные, визгливые песни. Яся оставалась ночевать в общаге! Яся грозилась, что навсегда уйдет