Красные озера. Лев Алексеевич Протасов
с примесями. Но сама руда тоже цену имеет. Вот руководство и решило на первых порах сырье продавать в соседнюю область, чтоб, значит, простой прошлых лет покрыть. Я документы видел на днях.
– Погоди, так если сырье продадут, зачем вообще производство налаживать?
Петр широко ухмыльнулся, один раз гоготнул, изображая смех (смеяться-то он от усталости не мог), и воскликнул с самодовольным выражением:
– Нет, ты где умный, а где глупости городишь прямо одна за другой! Этакая книжная интеллигенция, ей-богу!
– Не разбираюсь я, – попытался оправдаться Лука. – Ты, наверное, тоже подметки к обуви сразу приладить не сумеешь!
– Не горячись, шутка и только, – Радлов примирительно тронул собеседника за плечо. – Но если бы тут руды было мало, никто бы предприятие организовывать не стал. Я тебе скажу, ежели гору хорошенько разворотить, здесь меди лет на пятьдесят вперед, а то и больше.
– Разворотить? А мы-то как будем?
– Да живи себе дальше спокойно, никто же не выселяет.
– Положим, не выселяет. Но… на душе неспокойно, что ли. Я ведь за строительство всегда выступал, ты помнишь. Новые рабочие места, промышленное развитие, перспективы, опять же, а то чахнем здесь, внутри горы как в бункере. И все бы ничего, да предчувствие какое-то у меня…
– Предчувствие, – задумчиво повторил Радлов, словно пробуя слово на вкус. – Тревожно, да?
– Именно! А причины для тревоги не могу найти. И оттого только гаже делается.
– Так, в воздухе витает что-то, – Петр усмехнулся, но сквозь смешок отчетливо пробилась неясная скорбь. – Томка тоже писала что-то такое… про предчувствие, знаешь.
– От Томы письмо пришло? – Лука весь просиял от радости. – И не сказал! Ну, что, как поиски?
– Пишет, нет Лизаветы в столице-то. Да и не было никогда. Про Вешненское еще что-то упоминала, я не разобрал. Может, там Лиза…
– Вешненское от нас совсем близко. Сколько тут? Километров семь?
– Да, не больше семи.
– Получается, они с Тамарой должны скоро вернуться?
– Вроде бы. И пойдет жизнь, как прежде! – воодушевленно произнес Радлов, но вдруг как-то сник, съежился весь, а из горла его вырвалось невольное и невыносимо печальное: – Эх…
В это самое время в толпе у изгороди произошло движение. Кто-то размахивал руками и выкрикивал нечто нечленораздельное, кто-то бранился, а один мужичонка, указывая в сторону котлована, на рабочих, громко и отчетливо сказал:
– Да они, они это сделали!
Потом мужичонка отделился от толпы, перелез через хлипкий забор, но был тут же небрежно заброшен назад несколькими чужаками, которые стояли на перекуре.
Лука сделал пару шагов к собравшемуся народу и, ни к кому конкретно не обращаясь, поинтересовался, что произошло.
– Не слыхали разве? – раздался голос. – На болотах убили кого-то!
– Сам он утоп! – возвестил другой голос, женский. – Сам!
– Да не утоп, дура, а утопла! – заорал кто-то еще, да так визгливо, что Лука ощутил резь в ушах. –