Патологоанатом. Анатомия патологии. Мистический детектив. Игорь Родин
именно «оцепенение». Оцепенел дружок смертельно.
Не с тем игрался.
Не играл сынок в солдатиков, что было бы немного безопаснее, хоть Арес тоже не образец благополучия. Не взрывал их бертолетовой солью и не надышался попутно её парами. Тогда бы пятна были бурые. Но тут вообще никаких нет, так что думаем дальше.
Окоченение по стандартной схеме. Не жёсткий, как бревно, что исключает применение стрихнина, но и не мягкий, словно только что умер, что вычёркивает такую экзотику, как фосфор или бледные поганки. Потёков вокруг рта нет. Значит едкие яды он не жрал. Не лопал он и атропин – зрачки не расширены в край. Роман Андреевич машинально провёл пальцами по лицу, закрывая покойному веки.
Наркотики, несомненно, наркотики. Это ясно. Придётся резать.
Прозектор взял со столика с инструментами секционный нож, поднял его в правой руке, примериваясь, а потом уверенно и сильно вогнал его в углубление между ключиц и наработанным чётким движением провёл вдоль тела до самого паха. Звук на миг перекрыл излияния итальянского гения, напоминая разрыв старого дерматинового кресла. Но тут не кожзаменитель, тут всё натуральное. А звук – лишь похож. Не всякий может такой услышать хоть раз в жизни. А вот привычка сравнивать, этого ни у кого не отнять. Скорее, это кресло разрезается с треском, похожим на вспарываемую кожу и мышцы человеческого тела. Но стереотипы не переубедить.
Кожа разошлась в стороны, краснея на срезе, жёлтые жировые включения заблестели в лучах лампы, белым засветилась кость. А прозектор принюхался: из вскрытой брюшины выплыли газы. Обычный, мерзкий запах, как и у всех новопреставленных смертных.
Тут отгадки смерти нет.
Кишками займёмся потом, сейчас всё строго по протоколу1. Трахею можно не перевязывать, нет такой необходимости, чтобы лёгкие остались надутыми.
Сначала – сердце!
Сменив секционный нож на рёберно-хрящевой, короткий, массивный, как финка, он прошёлся по хрящам, соединяющим рёбра с грудиной. И клетка, охраняющая самое сокровенное, раскрылась в обе стороны, как ларец, открывая своё внутреннее наполнение. Плёнки, диафрагма, прочая дрянь, всё к чёрту прочь. Рёбра без следов обызвествления, что характерно для молодых. Довольно изгаженные серые мешки лёгких и прячущийся там, между ними, бурый мускулистый комок неправильной формы. Сердце человека, наполненное последней порцией крови.
Древние, вроде Платона и иже с ним, наделяли сердце мистическими и сказочными свойствами. Приписывали ему наполнение не только жидкостью жизни, но и полнотой всех возвышенных и низменных чувств. Даже считали, что оно есть хранилище души. Ничего подобного. Просто комок тугих мышц, скрученный из соединительной ткани с одной задачей – без перерыва дёргаться, засасывая и выталкивая кровь. Типичный насос с ресурсом в два миллиарда сокращений и общим объёмом всей крови за период функционирования в шесть
Существует множество последовательностей, в данном случае, персонаж действует по некоему, ему известному, что может (и по большому счёту должно) не соответствовать действительности. В конце концов, это художественное произведение, а не методическое. Любой настоящий врач (да и не только врач, дальше по тексту, любой следователь, вор, да мало ли кто) будет дико ржать над этой попыткой описания процесса, но главная задача заключается не в следовании букве натуры и святой правдивости, а в развлечении читателя. Если вы не заметили, это вообще по большому счёту, сказка!