Полярные байки. Григорий Быстрицкий
спросил дядя у остальных.
В итоге я оказался в их каюте, где на столе кроме оружия стояли бутылки и закуска. Чуть позже отец увидел меня и немедленно забрал из этой компании. Меня поразило тогда выражение его лица. Мне уже был хорошо знаком его взрывной характер. Но в этот момент он не просто вспылил. Это была холодная ненависть сильного зверя, готового в любом случае защитить своего детеныша. Такими, наверное, глазами он смотрел в окуляр прибора для прицельного бомбометания. Среди этих офицеров один был с таким интересным лицом, что я его запомнил на всю жизнь. У него был абсолютно квадратный подбородок, даже в Голливуде такое лицо не смогли бы найти для ролей ужасных гангстеров. Этот человек прибыл вместе с нами в Березово, и меня удивило, что, пока мы пробирались со своим багажом на квартиру и проходили около какого-то дома в центре поселка, он уже смотрел на нас из окна. Он стоял в глубине комнаты и очень внимательно нас рассматривал, так, что мне стало не по себе. Встречал я его и много позже. Лет через пятнадцать – двадцать он жил в Тюмени, в доме работников КГБ, куда я часто наведывался к своему другу Вадику Быкову. Краем сознания я почему-то отметил, что до больших чинов он не дослужился. Тогда на пароходе отец, видимо, каким-то неведомым мне чутьем уже понял, что среди МГБшников был его персональный куратор, который добросовестно изучил досье начальника партии.
Перед отплытием из Тюмени наш знакомый Д. Тальвирский сказал Шуре:
– Знаешь, сейчас время такое, а я сюда в Тюмень привез «Историю евреев». Память от отца, но меня за эту память арестовать могут. Что мне делать, не жечь же книги? Может, ты заберешь их себе?
Шура забрал это шикарно изданное собрание исследований доктора Генриха Греца от 1906 года в двенадцати томах. Жаль, что тот офицер с челюстью не смог просверлить взглядом наши чемоданы и обнаружить это враждебное советскому строю издание одесского книжного магазина Шермана. Так бы он дослужился до чего-нибудь более существенного.
В хрущевскую оттепель Тальвирский вспомнил про книги, но получил от Шуры законный кукиш под нос. Его отец в свое время был главным редактором одной из центральных советских газет, была даже фотография вдвоем со Сталиным. Но его все равно расстреляли, и у Тальвирского на всю жизнь остался печальный и робкий взгляд.
Лето 1952 года в Березово выдалось жарким и безветренным. Это органично сочеталось с разнузданным пиршеством миллионов комаров, жидкости против которых тогда еще не было. Шура окончательно забраковал площадку для бурения, выбранную местными администраторами. С геологом П. В. Гавриловым и начальником стеклозавода Сорокиным они выбрали новую точку. Точка располагалась не справа (если смотреть на карту) от завода и практически на территории больницы, а слева. Это было высокое, сухое место в одном километре от берега реки Вогулки и близко от водозабора. В райкоме партии Шура объяснил возможные последствия транспортировки сотен тонн металла по территории больницы и самого бурения глубокой скважины рядом с больничными койками. В райкоме все поняли и перенос поддержали. Берег