Полярные байки. Григорий Быстрицкий
деликатно разнимали, но обстановка накалялась. После очередной разборки, когда оба разозлились до предела, возник национальный вопрос. Он выразился в разнообразных оскорблениях, которые быстро свелись всего к двум: «Ах ты, е…ный татарин» и почему-то тоже «е…ный мокша». Мокша – это такая разновидность мордвинов, видимо, по мнению татарина это было обиднее. Собственно, национальную тему дальше не развивали – весь последующий диалог сопровождался только этими эпитетами, не подкрепленными сталинским научным обоснованием или другими доказательствами.
Так прошла ночь. Изменялось только количество выпитого, остальное шло с завидным консервативным постоянством. Утром пришел пилот с сообщением, что пора домой лететь. Естественно, был тут же послан понятно куда, не видишь, мол, мы совещаемся. Но тут Эдик проявил находчивость и твердость. Чтобы нас выпроводить, он сказал, что там, дома, я девочек найду. Такая подлость могла ему стоить национальной разборки, но уже между немцем и евреем, но я резонно сообразил, что ведь мне приемка склада ВВ нужна, а не Эдику, так что мне эту ношу и нести. Хотя никаких таких «девочек» у меня и в помине дома не было. Но начальство женский вопрос крайне заинтересовал, и мы, к большой радости Эдика, погрузились в вертолет. Его прощальные взмахи, якобы призванные обозначить грусть от расставания с начальниками, мне лично показались фальшивыми.
Вертолет Ми-4 так устроен, что экипаж сидел высоко и происходящее в грузопассажирском отсеке не видел. В начале полета и смотреть было не на что. Мои подопечные мирно разговаривали, что в адском шуме двигателя происходило так: сначала один хватал другого за голову и орал ему на ухо, потом другой таким же манером отвечал. При этом они ожесточенно курили, что было не совсем безопасно. Прямо напротив них стояли две бочки с бензином. Пробки, как водится, закручивались неплотно, поэтому сверху бочек немного плескалось, но не разливалось, так как сверху был кант. Однако бросать или тушить сигарету на бочке было бы неправильным. Поэтому я бдительно стоял между бочками и моими милыми друзьями. Они весело переговаривались, предвкушая скорую романтику, а я еще не знал, как буду объяснять отмену обещанного адюльтера. Потом они в знак тесной дружбы решили меняться часами. Но главному инженеру часы инспектора почему-то не понравились. Он скривился, прокричал что-то неприятное и выкинул часы в такое круглое отверстие в круглом плексигласовом окошке. Часы безвозвратно улетели в тундру.
Далее началось рукоприкладство. Я не разнимал, поскольку основной своей задачей считал охрану бочек. Все те же национальные упреки они теперь выкрикивали с такой силой, что прижиматься к уху было необязательным. Услышал даже экипаж, и бортмеханик спустился по лесенке. Я жестами показал ему, что все под контролем, он без интереса посмотрел на дерущихся и успокоенный поднялся назад в пилотский отсек. Минут десять еще они поупражнялись, потом выдохлись, попили из горлышка коньяк и мирно заснули.
Я