Во времена Саксонцев. Юзеф Игнаций Крашевский
делались знакомства, но, не раскрываясь им, Захарий пользовался ими, чтобы познакомиться со страной. Поскольку нововыбранный король только в первые дни сентября мог остановиться под Краковом, потому что должен был привести из Вены много предметов, необходимых для освящения коронации, Витке оставалось достаточно времени, чтобы предпринять экспедицию в Варшаву.
Халлер, который взялся доставить для города тёмно-красную ткань, чтобы выстелить на рынке специально одгороженное место, на котором Краков, согласно обычаю, должен был складывать почести новому пану, нуждался ещё в большом количестве ткани и намеревался её привезти от своих партнёров из Варшавы, потому что у него за неё во Вроцлаве слишком дорого требовали.
Он почти один бросил Витке ту мысль, что готов его взять с собой в новую столицу, из которой вскоре должны были вернуться. Таким образом, одного дня, с великой поспешностью, попрощавшись с паном стольником, оставшимся в Кракове, оба выехали, и с помощью знакомств, какие имел Халлер по дороге, добрались до Варшавы быстрее, чем рассчитывали.
Там краковский купец пошёл по своим делам, а Витке, освобождённый от всякой опеки и надзора, пустился в город.
После Дрездена новая столица не произвела на него выгодного впечатления, нашёл её маленькой, в очень запущенном состоянии, грязной, а что хуже, так занятой контистами, что там о Саксонце говорить было нельзя. Сразу на следующий день по прибытии с рынка Старого Города, где стояли у родственного Халлеру купца, Витке с утра отправился осматривать замок и ближайшие улицы. В этом паломничестве, в котором к великой своей радости он отлично пользовался польским языком, прошло время почти до полудня и, воротившись назад к Краковским воротам и замку, Захарий на одном доме неподалёку от замка заметил виноградную гроздь и зелёную вьеху. Ему захотелось пить. Шинчек не много обещал, но имел французскую надпись и имя владельца-чужеземца объявляло: Jean Renard, marchand des Vins francais.
Едва он переступил порог, на него повеяла пропитанная ароматом напитков душная атмосфера помещения; прежде чем бросил взгляд на комнату, услышал крик удивления и своё имя.
За столом возле бутылки сидел, о диво! пан Лукаш Пшебор, но узнать его было трудно, так похорошел.
Во-первых, ничего в нём уже не осталось от клирика, подкрутил усы, а одежда на нём была сшита распространённым тогдашним польским кроем, как с иголочки, безвкусно подобранная, но яркая и бьющая в глаза.
Этот костюм делал его неприятней, чем был, нося старый костюм, но по лицу было видно, что или он, или счастливые обстоятельства добавили Пшебору отваги и свободы в обхождении с людьми. Он сидел в собрании шляхты, довольно крикливо разговаривающей, которой, казалось, предводительствовал. Увидев Витке, не обращая внимания на товарищей, пан Лукаш очень живо встал и подбежал к нему.
Саксонцу эта встреча вовсе не была приятна. Он не хотел, чтобы на него тыкали пальцами как на сторонника Августа. К счастью, Пшебор, должно быть, догадался об этом, и с кривой