.
завтра, не знаю, всё зависит от тебя. Зачастую в подобной ситуации женщины принимают на веру любую заведомую ложь и рады быть обманутыми ради сохранения семьи. Конечно, лучше бы, чтобы ей это рассказал Левит. Так выглядело бы убедительнее. Ну хорошо, – согласилась Елена Ильинична. – Попробуй сперва сам. Но учти, колечко с бриллиантом убедительнее любых слов.
Елена Ильинична открыла ящик серванта, вытащила из конверта пятьдесят рублей и протянула Изе.
– Это из денег, что я отложила себе на похороны. Остальное добавишь сам. И запомни: я это делаю только ради Региши.
Если вы знакомы с женой Парикмахера, не мешало бы познакомиться и с женой Левита. Её, вскользь замечу, зовут Наташа. В молодости Женька часто пел ей душераздирающий романс: «Эх, я возьму Наталию да за широку талию, и пойду с Наталией я в страну Италию», – обхватывал жену за сорок четвёртый размер, а то, что происходило дальше, детям до шестнадцати знать не положено.
Пел бы наш поэт другой романс, однажды придуманный им колючим январским утром на трамвайной остановке «Кладбище» в ожидании «десятки»: «На холоде, деревенея, мечтаю с милой о вине я. Была бы у меня гинея, поехал с милой бы в Гвинею», – может, этим Женькины страдания и закончилось бы. Но так как заклинило его с Наталией на стране Италии, то и накаркал он себе на всю оставшуюся жизнь вагон приключений и кучу неприятностей.
Как известно, неприятности висят на потолке и, если их не беспокоить, сами по себе не сваливаются на голову. Голда Меир – если в деле замешана женщина, ничем хорошим оно не заканчивается – после «самолётного дела» забеспокоилась о здоровье советских евреев, выступила по тель-авивскому радио и призвала их сменить северный климат на мягкий средиземноморский.
Перефразируя Иосифа Уткина – но под маленькой крышей, как она ни худа, свой дом, и свои мыши, и своя судьба, – советские евреи повозмущались в газетах, что не нужна нам чужая Аргентина, «нам и здесь хорошо», и принялись упаковывать чемоданы. Одесские же евреи, прошу не путать черноморцев с прочими представителями избранного народа, вспомнив о заслугах Бернардацци перед вечно весёлым городом, к ста восьмидесятилетию Одессы совершили жест доброй воли. Направляясь в Израиль, в Вене они развернули паруса на сто восемьдесят градусов и в ожидании попутного ветра, позволившего Христофору Колумбу пересечь океан, поселились в предместьях Рима, живо подняв торговлю, ремёсла и цены на арендуемую недвижимость.
Левит ехать никуда не хотел. Его вполне устраивали молодое вино, собственный дом, кульман и женщины разных народов, испытывающие на прочность пружинный диван. Но Наталия, из всех увлечений мужа желая сохранить только кульман, втихаря прививала ему любовь к итальянскому кино.
– Левит, ты видел, что они ели на обед? – возбуждённо заговаривала она, как только супруги выходили из кинотеатра. – А какая там мебель!
Левит тяжело вздыхал, дофантазировав вырезанные из кинофильма кадры купания в бассейне обнажённой героини, и грустно подтверждал:
– Да,