Княжья доля. Валерий Елманов
лукаво добавила: – Сам же сказывал, что токмо собаки на кости бросаются.
В ответ раздалось глухое княжеское рычание. Получилось вроде бы убедительно. Во всяком случае, Доброгнева, приглушенно пискнув, окончательно затихла и больше вопросов не задавала.
Наутро Константина, как обычно, разбудил Епифан. Первый вопрос, который он задал князю, был:
– А где ведьма-то?
Константин рывком поднялся со своей лежанки и увидел только ворох скомканных шкур на соседней лавке. Его ночной собеседницы и след простыл. На секунду стало чего-то жалко и немного обидно.
«Хоть бы попрощалась», – подумалось ему, но потом он ее понял.
И впрямь, вчера один, а сегодня – совсем другой. А ну как на следующий день вновь на нее полезет? Что тогда?
И пожаловаться некому. Он – князь, а она – внучка ведьмы. Нет ни заступников, ни защитников.
Получается, все правильно она сделала.
Тем более что в один прекрасный день он из этого тела исчезнет, и что тогда с нею будет? Выйдет еще хуже – приручил, прикормил, а потом на тебе.
Поэтому Костя как можно равнодушнее зевнул и лениво пояснил Епифану:
– Да отпустил я ее. Она со мной ночью сполна за все рассчиталась, вот я ее под утро на все четыре стороны и отправил. Ну, чего стоишь как вкопанный? Давай кувшин – мыться буду! Поди, на охоту уже пора?
Оный Константин словеса рек сладко, но душу имел гнусную. И о ту же пору изловиша служка княжий и убивец, прозвищем Гремислав, девицу пригожую, на коей свой алчный взор остановиша Константин князь, и достави оную в светлицу к ему и учал нечестивец терзати несчастную, потешая свою ненасытну похоть.
Пред заутреней Гремислав же бездыханно тело, обернувши в рогожу, в тайности вынес из терема и захорониша в лесе. Константине же рек братьям тако. Де, отпустиша он ее, вовсе не карая, ибо тако и Христос заповедал.
И зрели князья, яко сей безбожник крест на себя кладе рукотворный, и дивились вельми сей лжи подлой, ибо, памятуя нрав буен Константинов, не усомнишися нисколь, что сей изверг деву оную умучил и живота лишил.
Тако сей княже поступиша не по покону Ярославичей, но по милосердию и правде Христовой, ибо Исус рек: «Не до семи, но до семижды семи грехов прощати должно врагам нашим», и дева оная, коя лишити князя живота могла, будь в ее руце сила помогутнее, прощена им бысть и на волю пущена вовсе без виры.
Кажется, что именно тогда состоялось одно из последних злодеяний Константина, учиненное им в гостях в Переяславле Рязанском у своих двоюродных братьев-князей, хотя данный факт летописи трактуют очень разно.
И о причинах злодейства, и о нем самом летописцы говорят туманно, к тому же весьма и весьма противореча друг другу.
Столь сильное расхождение в описании событий позволяет задать на первый взгляд парадоксальный, но если вдуматься, то вполне естественный вопрос: «А была ли вообще оная девица?»
О