Необратимые искажения. Хелег Харт
отсутствие воспринимается как невероятное блаженство. Ненадолго, но мозг сходит с ума от возвращения к норме, в которой его не бьют беспрерывно раздражающими импульсами. Поэтому после поглощения сущности химеры Гвин почувствовал себя лучше, чем прекрасно. Будто каждую его мельчайшую частичку ублажили до полного расслабления. Словом, такого облегчения он не испытывал, пожалуй, ни разу.
А потом кантернец, снова превратившийся в человека, приоткрыл глаза и наткнулся взглядом на всё тот же магический огонёк. Только на этот раз он не выжигал зрение, а вполне приятно светил, разгоняя темноту в небольшом радиусе.
Человеческие чувства казались такими же наивно-примитивными, как лепет младенца. Однако они не резали сознание острыми ножами и позволяли существовать в весьма комфортном состоянии лёгкого отупения. Да, в подземелье было темно и сыро. Да, тут жутко воняло кислятиной, возможно от выделений химеры. В отдалении еле слышно выла вьюга – как музыка для уставшего слуха. А ещё кто-то почти бесшумно дышал поблизости.
– Покажись, – сказал он негромко. – Не бойся.
– А я и не боюсь, – так же негромко ответили сзади.
Женским голосом.
Значительно подобревшему Гвину уже намного меньше хотелось выяснять отношения с кем бы то ни было, но имелось два весомых аргумента в пользу такого выяснения. Во-первых, незнакомка причинила ему много страданий, фактически бросив умирать под завалом. А во-вторых, она видела, как он ест и… всё ещё здесь?
Гвин привычно прокашлялся после перестроения гортани и обернулся.
Она стояла на самой границе света, в диковинной боевой стойке, напружинившаяся, в любой миг готовая к рывку. Зимняя одежда полностью маскировала фигуру, но в целом кантернец не назвал бы её хрупкой. Наверное потому, что шестым чувством ощущал её сущность – ни на что не похожую, одновременно сильную и утончённую. Из-под глухого мехового капюшона выбился светлый локон, упавший между глаз: светло-зелёного и карего. Возраст по лицу угадывался с трудом, но не моложе двадцати и не старше тридцати пяти. И она в самом деле не боялась. Она смотрела твёрдо и держала возле уха меч, направленный остриём в лицо Гвина.
А ещё она очень странно «пахла». То есть почти никак, и именно поэтому кантернец дважды чуть её не проглядел.
– Эгегей! – воскликнул он, пытаясь разрядить обстановку. – Ничего себе железяка! Выглядит недёшево.
– И сто́ит тоже, – сказала незнакомка, пристально следя за каждым движением странного типа.
– Может, опустишь?
– Поживём – увидим.
– Да тут долго думать не стоит, – Гвин с наслаждением похрустел шеей. – Просто он тебе всё равно никак не поможет в случае чего. У меня к ним, если можно так выразиться, иммунитет.
– Ну так значит он тебя смущать не должен?
– Резонно. Но мне в твоей позе мерещится враждебность, а это неприятно.
– Воспринимай это как приветствие, – кончик клинка описал в воздухе идеальную восьмёрку.
– Приветствие