Открытие природы: Путешествия Александра фон Гумбольдта. Андреа Вульф
внезапная буря, каноэ зачерпнуло бортом воду{402}. Гумбольдт успел схватить свой дневник, но книги и засушенные растения полетели в воду. Он не сомневался, что им предстоит умереть. Зная, что река полна крокодилов и змей, все запаниковали. Один Бонплан сохранил спокойствие и начал вычерпывать воду полыми тыквенными бутылями. «Не тревожьтесь, мой друг, – сказал он Гумбольдту, – мы спасемся»{403}. Бонплан проявил то хладнокровие, как позднее записал Гумбольдт, которое всегда было ему присуще в трудных ситуациях{404}. В действительности они потеряли только одну книгу и сумели высушить свои растения и дневники. Лоцман, правда, никак не мог прийти в себя: его поразили белые – blancos, как он их называл, – которые больше переживали из-за книг и коллекций, чем опасностей, грозивших их жизни.
От кого не было никакого спасения, так это от москитов. Как ни восхищался Гумбольдт этим причудливым миром, на неустанные нападения насекомых невозможно было не реагировать{405}. Путешественники все испробовали, но не помогали ни защитные одеяния, ни дым, ни беспрерывное махание руками и пальмовыми листьями. Гумбольдта и Бонплана ели буквально поедом. Они были с ног до головы покрыты зудящими укусами, стоило открыть рот, чтобы произнести хотя бы слово, как начинался кашель и чихание: москиты набивались в рот и в ноздри. Все, чем приходилось заниматься – изучать ли новое растение, наблюдать ли за небом с помощью приборов, – сопровождалось невыносимыми муками. Гумбольдт мечтал иметь «третью руку», чтобы отмахиваться от москитов{406}.
Бонплан убедился, что из-за непрерывных атак москитов сушить растения на открытом воздухе не получится, и научился пользоваться туземными hornitos – маленькими глухими печами{407}. Он залезал на четвереньках в такую hornito, где дымил костерок из сырых веток и листвы – отличное средство от москитов, грозившее, правда, жизни самого Бонплана. Однажды он закрыл маленький вход и внутри раскладывал растения. Жара была невыносимая, и дым почти нестерпимый, но это было лучше, чем позволить москитам «пировать». Эта экспедиция точно не была «увеселительным плаванием», говорил Гумбольдт{408}.
На этом отрезке пути – в глубине джунглей, там, где Ориноко протекает вдоль нынешней границы Венесуэлы и Колумбии, – они почти не встречали людей. Когда им попалась миссия, тамошний миссионер, отец Бернардо Сеа, так обрадовался их появлению, что попросился к ним в проводники{409}. Просьба была охотно исполнена. Гумбольдт набрал также еще нескольких «членов экипажа», включая бездомного мастифа, восемь обезьян, семь попугаев, тукана, ара с лиловыми перьями и несколько других птиц. Гумбольдт называл это «странствующим зверинцем»{410}. Утлого каноэ было для всей этой живности маловато, поэтому, желая обеспечить место как для нее, так и для приборов и сундуков с поклажей, путешественники соорудили над каноэ широкий ярус под низкой тростниковой крышей, где все это помещалось.
Ibid., vol. 4, p. 496; AH, 6 April 1800, AH Diary 2000, p. 258.
Bonpland to AH, 6 April 1800, AH Diary 2000, p. 258.
AH Personal Narrative 1814–1829, vol. 4, p. 496.
Ibid., vol. 5, p. 87, 112; AH, 15 April 1800, AH Diary 2000, p. 260–261.
AH, 15 April 1800, AH Diary 2000, p. 261.
AH Personal Narrative 1814–1829, vol. 5, p. 103–104.
AH, 15 April 1800, AH Diary 2000, p. 262.
AH Personal Narrative 1814–1829, vol. 4, p. 510.
Ibid., vol. 4, p. 534–536, vol. 5, p. 406; AH, 15 April 1800, AH Diary 2000, p. 260.