Открытие природы: Путешествия Александра фон Гумбольдта. Андреа Вульф
из этих писем, написанные в глухие ночные часы, пропитаны глубоким чувством и отмечены острым одиночеством. Страница за страницей Гумбольдт изливает в них душу, а потом просит прощения за такие «глупые письма»{108}. Назавтра он погружался в работу, и тогда все забывалось, и проходили порой недели, а то и месяцы, прежде чем он снова садился за письма. Даже те немногие, кто хорошо знал Гумбольдта, не могли разобраться, что он за человек.
Тем временем его карьера шла в гору, и круг его интересов становился все шире. Гумбольдт теперь также приглядывался к условиям труда шахтеров, которые каждое утро медленно спускались в недра земли. Для того чтобы повысить их безопасность, он изобрел дыхательную маску, а также фонарь, способный светить даже в самой глубокой шахте, бедной кислородом{109}. Пораженный невежеством рудокопов, Гумбольдт стал писать для них руководства, основал горную школу{110}. Догадавшись, что исторические документы могут оказаться полезными при разработке заброшенных или обедневших забоев, так как в них часто упоминались богатые рудные жилы и давно забытые находки, он посвящал недели расшифровке рукописей XVI в. о горных выработках{111}. Он работал и разъезжал с такой маниакальной скоростью, что некоторые коллеги считали, что у него должно быть «8 ног и 4 руки»{112}.
От нечеловеческого напряжения он в конце концов занемог, давно мучавшие его приступы жара и нервные срывы усилились{113}. По его мнению, объяснялось это переработкой и долгим нахождением в холодных глубоких шахтах. Но болезнь и чрезвычайно насыщенное рабочее расписание не помешали Гумбольдту издать две первые книги: трактаты о базальтах, разведанных им на берегах Рейна{114}, и о подземной флоре Фрайберга{115} – причудливой плесени и губчатой растительности в сырых углах горных выработок. Он сосредоточился на том, что можно было измерять и наблюдать.
В XVIII в. «естественная философия» – то, что мы назвали бы нынче «естественными науками», – постепенно отпочковалась от метафизики, логики и нравственной философии и превратилась в независимую дисциплину с собственными подходами и методологией. Новые направления естественной философии сами вырастали в отдельные дисциплины: ботанику, зоологию, геологию, химию. Эта углубляющаяся специализация позволяла сосредоточиваться на мелких подробностях, однако при этом остро не хватало обобщающего взгляда – того самого, который впоследствии станет отличительной чертой научного подхода Гумбольдта.
В то время Гумбольдт очень заинтересовался так называемым «животным электричеством», или гальванизмом, от имени итальянского ученого Луиджи Гальвани. Гальвани умудрился заставить сжиматься мускулы и нервы животных при приложении к ним различных металлов. Он предполагал, что нервы животных содержат электричество. Увлеченный этой идеей, Гумбольдт затеял длинный цикл экспериментов – 4000, в котором он резал, тыкал, колол, бил током лягушек, ящериц и мышей. Не довольствуясь опытами
AH to Carl Freiesleben, 13 August 1793, ibid., p. 269.
AH, Über die unterirdischen Gasarten und die Mittle, ihren Nachteul zu vermindern. Ein Beytrag zur Physik der praktischen Bergbaukunde, Braunschweig: Vieweg, 1799, Plate III; AH to Carl Freiesleben, 20 January 1794, 5 October 1796, AH Letters 1973, p. 311ff., 531ff.
AH to Carl Freiesleben, 20 January 1794, AH Letters 1973, p. 311.
Ibid., p. 310ff.
AH to Carl Freiesleben, 19 July 1793, ibid., p. 257.
AH to Carl Freiesleben, 9 April 1793, 20 January 1794; AH to Friedrich Wilhelm von Reden, 17 January 1794; AH to Dietrich Ludwig Karsten, 15 July 1795, ibid., p. 243–244, 308, 311, 446.
AH, Mineralogische Beobachtungen über einige Basalte am Rhein, 1790.
AH, Florae Fribergensis specimen, 1793. Вдохновленный работами французского химика Антуана Лорана Лавуазье и британского ученого Джозефа Пристли, Гумбольдт тоже стал изучать влияние света и водорода на выработку кислорода растениями. См.: AH, Aphorismen aus der chemischen Physiologie der Pflanzen, 1794.