Дочь любимой женщины (сборник). Денис Драгунский
сто евро в час не надо, – вздохнул Савельев. – Но все равно тоска. Обернешься на прожитую жизнь, а там ничего не было.
– Ну прямо уж, – Мишин даже его обнял за плечи, утешая, и ненароком наступил ему на ногу.
– Ойхххх! – зашипел-застонал Савельев, потому что в Мишине было килограмм сто двадцать. И вдруг вскрикнул: – Было! Было, братец! Еще как было!
– Что?
– А вот что. А было, что я трахнул Венеру Милосскую.
– А? – спросил Мишин.
– Бэ! А потом кинул ее, как последняя сука. Мне было лет двадцать. Купил себе рубашку, а рукава надо коротить. Соседка дала адрес портнихи. Хорошая и недорогая, и все быстро делает. Прихожу. Квартирка маленькая. Открывает. Красивая такая баба лет тридцати. Кутается в халат. Я ей показал, на сколько сантиметров. «Приходите завтра». «А сегодня нельзя? Вот прямо срочно! Мне вечером уезжать». Она говорит: «Ладно. Только выйдите из комнаты в прихожую, сядьте на табуретку и сюда не входите». Ладно, думаю. Сижу, книжку читаю, а там, слышно, швейная машинка стучит. Ну я же любопытный. Заглянул, чуть не офигел: она ногами шьет. Сидит на высоком таком кресле, и вот так. А ноги у нее такие классные, пальцы длинные, сильные… А рук вовсе нет. Обернулась. «Ну, – говорит. – Увидел? Рад? Доволен? Еще минуту, заберешь и беги отсюда». Я подхожу, глажу ее по ноге, целую ее ногу, и вторую, она запрокидывается в своем кресле, я ее на руки и на кровать… И так классно было, что я ее даже за ногу укусил, за большой палец. От страсти, понимаешь? Очень сильно, наверное. Она заплакала и говорит: «Ну что ты за дурак, я же теперь работать не смогу, с таким синяком, больно же!» Я ей говорю: «Я вместо тебя шить буду, пока пальчик не заживет». Прожил у нее две недели. Даже шить научился, честное слово. Даже сейчас по мелочи могу. Сарафанчик дочке сострочить, сыну брючки подрубить…
– А где она сейчас? – спросил Мишин.
– В Париже! В Лувре! – крикнул Савельев, повернулся и убежал.
Двадцать шесть семьдесят
белковая пища
Савельев проснулся. Было темно из-за того, что он вечером опустил жалюзи. Плюс к тому – тяжелые шторы.
Он протянул руку к тумбочке, взял мобильник, ткнул пальцем, чтобы включился дисплей с часами.
На дисплее высветилось: 26:70.
«Блин, – подумал Савельев. – Сломалось». Пошарил рукой, нащупал часы, у него был «ЭпплВотч». Нажал. Часы показывали 26:71.
– Блин! – заорал Савельев.
Дверь открылась, и вошел Мишин. Подбежал к его кровати, схватил его за руку, затряс приветственно:
– Ура! Живой! Я знал! Я верил!
– А ты что здесь делаешь? – испугался Савельев. – А где Лена? Где все? И почему тут ты, за каким хером ты ко мне в спальню входишь, и где Ленка, блин, отвечай!
Он испугался сами понимаете чего. Вскочил с постели и стоял перед Мишиным совсем голый, то есть в одной футболке и махровых носочках. Но без трусов.
– Ляг, – сказал Мишин. – И успокойся. Лена тю-тю. Увы. Тебе надо будет с этим как-то смириться.
– Чего?! – возмутился Савельев, но всё же лег, укрылся