Лига выдающихся декадентов. Владимир Калашников
Частыми медитациями расширять духовные горизонты. Я сведу вас с людьми – они знают всё и всем правят. Это – друзья: мои, ваши, каждого человека в мире. Они избегают привлекать к себе внимание, не требуют награды за добрые дела. Они – будущие пастыри заблудшего человечества. Визионеры, мудрецы, эзотерики. Свободная организация людей. Розенкрейцеры! Новые Рыцари с большой буквы! Под их руководством вы включитесь в работу над новой религией, которую должно привести взамен устаревших…
Минцлова ворковала, сваливая из бесспорных аргументов курган. Под звуки её грудного голоса прикорнула в своём узилище обычно беспокойная синица. Поэт упрямился.
– Изволите послать на вокзал за билетами? – настаивала Минцлова. – Италия ждёт нас! Не бойтесь, я буду сопровождать вас. Вы не пропадёте на чужбине. Я, сама опытная теософка, поведу вас тропой знаний. Наконец, я отведу вас к «ним». У меня есть пароли! У меня есть ключи! Вас – пустят.
– У меня незаконченные дела. Я ещё не готов бросаться сломя голову в путешествие.
Минцлова потянулась к нему хищными губами, надвинулась огромным лбом, ядром живота и парой арбузных грудей.
В голове у Бори вспыхнуло воспоминание о большой и горькой страсти – Любови Дмитриевне. Всё начиналось прекрасно: исступлённые вздохи, молниеносный обмен взглядами, немое томление в разных концах комнаты, уступающее место декламации неуёмного количества стихов, а кончилось… антиэстетически. С тех пор Боря не терпел назойливости.
– Мне пора. Меня ждут, – пискнул Бугаев и стал пробираться к выходу.
Минцлова, проявив удивительную для своей комплекции резвость, подкатилась к двери и до хруста крутанула ключ в замке. Светясь от гордости за свою проделку, уронила ключ в декольте. Лицо Бори Бугаева перекосилось новым приступом отвращения.
– Выйти хочешь? Ныряй! – растянула Минцлова жирные губы в улыбке, которая будто явилась результатом искусства компрачикосов.
Бугаев справился с рвотным рефлексом, который неизменно давал о себе знать в таких пошлых сценах.
– Никуда ты не уйдёшь! – проскрежетала Минцлова, будто рванула металлическим обрезком по стиральной доске.
Боря передёрнулся – показалось, что это им самим, сотворённым по образу и подобию Божьему телом его, захваченным в великанский кулак, сдуру махнули по зубристой поверхности. Такого тембра из уст Анны Рудольфовны никто из обхаживаемых ею поэтов и писателей доселе не слыхивал. Неудивительно, что Бугаев погрузился глубоко в себя. Сомнамбулой он бродил по комнате, принося под люстру стулья из углов и от стен. Минцлова призывала:
– Боря! Боринька! Немедленно прекратите свои метания! Они вам не к лицу.
В мгновение ока он составил из стульев башню. Минцлова до поры не понимала, чем занят Бугаев, не успела она и рассмотреть, каким образом Боря вознёс своё массивное тело на верхушку сооружения из восьми или девяти стульев, где и скорчился под самым потолком.
– Моя башня из слоновьей