Я уже сказала – нет!. Свет Победовна

      ***

      Первый год в интернате прошёл как в тумане. Тем более, что отец ни разу меня так и не навестил, что, само по себе, стало самым тяжёлым наказанием.

      По началу, я очень ждала его приезда, хотя и ужасно злилась на него. Я рисовала в воображении, как пылая праведным гневом, буду отчитывать отца за предательство меня и памяти мамы. А он, естественно, а как же иначе, станет рыдая умолять меня его простить. И я прощу, обязательно прощу, но только тогда, когда он разведется с мачехой, и с позором выставит её вон из НАШЕГО дома.

      Но время шло, а он так и не появился…

      А я ждала… Простаивая у окна все выходные, высматривая его машину. Мой гнев поутих… Я больше ни чего не требовала, я молила бога, что бы оттаяло его сердце, и он простил меня за все. Теперь я представляла, как он, положив руки мне на плечи, предложит вернуться домой, прося только об одном – терпимее относиться к мачехе. И я, помявшись, для приличия, соглашаюсь… Но при одном условии, жить она будет отдельно от нас… Ведь это хороший компромисс, правда?

      Но его НЕ – БЫ – ЛО!!!

      И тогда, отчаявшись, я поняла причину его отсутствия. Его ко мне не пускает ОНА! И я перестала его ждать и надеяться на чудо. Господи, КАК – ЖЕ Я ЕЕ НЕНАВИЖУ!!!

      ***

      А больше всего меня раздражало то, что мачеха (что б её) приезжала в интернат РЕГУЛЯРНО, раз в неделю. Но я не хотела, просто не могла её видеть. Даже подарки и сладости, передаваемые мне педагогами от нее, я раздавала одноклассникам, так ни разу и не попробовав их сама. Правда, правда… Ни одной конфетки…

      И только тётя Хэлен – моя крёстная и давняя подруга мамы, вносила разнообразие, и какое-то подобие счастья в мою беспросветную жизнь.

      Эта светловолосая, рослая, миловидная и еще не старая женщина стала для меня отдушиной. Она всегда была добра, весела и предупредительна со мной. Рассказывала забавные истории, брала меня погулять в город и всячески скрашивала мое одиночество. Не давая отчаянию поглотить меня полностью. По молчаливому согласию мы не говорили о моей семье, не обсуждали ни отца, ни мачеху, ни моё к ним отношение. Я видела, что тетя Хэлен меня действительно любит, и чувствует, что может причинить мне этим боль.

      Впрочем, я платила ей тем же. И, не смотря на то, что иногда, мне хотелось просто залезть под одеяло с головой, и ни кого не видеть и не слышать, жалея себя… Ради неё, я, натягивала приветливую улыбку на лицо и шла в кафе или цирк.

      А её сын…