Его Лесничество. Степан Зозулин
в мозолистой охапке. Что твоего курёнка
Мужчина протянул Хармсу предмет. Похожий отсюда на деревянный свисток или миниатюрную дудочку. Мальчишка смерил вещицу взглядом; залез во внутренний карман пальто и выудил плитку шоколада.
У Куинджи слюнки выступили.
Чего-чего, а увидеть настоящий шоколад он никак здесь не ожидал.
Вот и пленный купился на тот же фокус. Ему бы тарелку гречки напополам с пшеном, а он вцепился взглядом в фольгу и ничего вокруг не замечает.
Хармс отломил полоску и протянул пленному. А сам забрал из его руки свисток.
Счастливец скрылся из виду под восторженные взгляды сокамерников, а к решетке уже протискивался следующий боец со своим бартером.
Хармс с небрежным видом запихал в карман добытую диковину и приготовился оценивать новый лот.
На раскрытой ладони материализовалась самодельная брошка. Симпатичная лисичка, выточенная из дерева. У резчика отыскалось куда больше желания, чем умения. Но и столь кустарно покрашенная, она расцвела рыжим огоньком посреди страшной площади. И едва ли не единственная, была здесь жива.
Солдат выточил брошку для сына или дочери, но не удержался от соблазна сторговать. Только бы предложили достойную плату.
Но каким просительным взглядом на Хармса ни смотри, цена, по всей видимости, едина: полоска шоколада.
Джи тоже взглянул на Хармса.
Приятель смотрелся странно. Испуганный, в одиночку против десятков солдат, и все глаза так и пожирают его. Мальчишке бы тотчас убежать прочь, но он не мог сдвинуться с места. Потому что стоял на стороне победителей. Потому что устал бояться. Потому что странный гипнотизирующий интерес завладел им.
Не нужны и даром ему их вещички.
Так что, – бери или проваливай.
Этот – взял
А глупые остальные – и почему это они здесь взрослые? – опять не поняли сути обмена.
Сквозь клетку высунулся очередной меняла. С ухмылкой на лице протянул руку и разжал угловатый кулак. На ладони, как на бархатной подушечке, лежала губная гармошка с никелированными бочками и деревянным механизмом. Настоящее сокровище, не имевшее никакой цены для детского воображения.
И предлагавший обмен это знал.
Смотрел на Хармса, как мог бы смотреть на собственного сына, отстояв для него очередь в музторг.
Пока мальчишка осматривал гармонику, взрослый не сводил с него глаз.
И только глухой щелчок прямо перед носом вернул его на прежнее место.
Это Хармс с теми же безжизненными глазами отломил причитавшуюся за гармошку полосу шоколада.
Лицо пленного скрутило от обиды. Словно отвергли его, а не вещь, предмет. Перекошенный от злости, он придвинулся к решетке, так что стальные жерди вгрызлись в щеки. И одним движением выхватил из рук Хармса всю плитку.
Собирался затеряться среди соседей по клетке, но ему вдогонку полетел властный голос:
– Что здесь происходит?
Пленный застыл