Там, за Ахероном. Евгений Лукин
зенки с утра – и хоть бы хны ему!
– Да тебе-то что?
– Мне – ничего. А тому, кто на его место придет, думаешь, сладко будет с циррозом печени? Надо ж немного и о других думать!
– Мнится: ангельские речи слышу, – глумливо заметил румяный. – А сам-то что ж ревизоршу багром закогтил? Всех ведь, считай, подставил!
Коренастый насупился, закряхтел.
– Не устоял, – сокрушенно, со вздохом признался он. – Да и домой что-то потянуло…
Капитан (громила с длинным равнодушным лицом), возложив татуированную длань на штурвал, нехотя доцеживал сигарету. Гладкие волны, как в обмороке, отваливались от мерзкого судна.
Ничто, казалось, не предвещало грозы, когда из безоблачного неба пала с шелестом разящая черная молния. Ударом ветра развернуло линялый флаг и сохнущее на снастях белье. Матросы остолбенели. На палубе, распялив кожистые крылья и злорадно скаля клыки, стояло адское создание с шерстистым уродливым ликом.
– Отцепляй, в превыспреннюю, баржу! – гаркнуло оно капитану, ударив в настил черным от смолы багром.
Спящий на баке матрос приподнял всклокоченную голову, поглядел заплывшим глазом – и снова заснул. То ли крылатый бес был ему уже знаком по белой горячке, то ли матросик принял его спросонья за кого-нибудь из команды.
На обветренных скулах капитана обозначились желваки. Двумя пальцами он изъял изо рта окурок и, выщелкнув его за борт, процедил:
– Борода, штурвал прими…
И, не сводя с адского творения неприязненных глаз, спустился по железной лесенке на палубу. Безбоязненно приблизился почти вплотную.
– Что за дела, Хвостач? – угрожающе выговорил он, подавая звук несколько в нос. – Там ты меня доставал, здесь достаешь… Что за дела?
– Баржу отцепляй, – ласково повторил гость из бездны.
Сняв с красного щита по противопожарной принадлежности, подошли оба матроса. Борода (кстати, не то чтобы гладко выбритый, но уж во всяком случае не бородатый) с нездоровым любопытством следил за ними из-за штурвала.
– А ты мне здесь кто? Начальник? – не менее ласково осведомился капитан. – Баржу ему отцепляй! Да в этой барже одних бушлатов на весь второй круг! Сдам только Харону и каптенармусу. Под расписку.
– Да не отсвечивай ты, Хвостач! – хмурясь, проворчал коренастый. – Вон с берега уже пялятся! За рубку зайди.
Вчетвером они отошли за рубку.
– Ну в чем дело?
– Побег, – сказал Хвостач. – У Харона кто-то ладью угнал. В общем так: руби концы – и полным ходом на Баклужино. Может, он еще из протоки не выплыл…
– Так кто бежал-то?
– А я знаю! Если бы Харон сразу спохватился! А то гонял два дня веслом какую-то душу по берегу – делать ему больше нечего!..
Кто-то присвистнул.
– Два дня? Так это ладью уже наверняка в Волгу вынесло…
– Значит, всю Волгу обшарь, но найди!
– А сам-то чего ж? – осклабившись сильней обычного, осведомился румяный. – На крыльях-то чать сподручней…
– Посоветуй мне, посоветуй! – огрызнулся Хвостач. – Придумал: