Фатум. Том четвёртый. Ðа крыльÑÑ… Ñмерти. Ðндрей Леонардович Воронов-ОренбургÑкий
а? Ну так вот, весь этот кирпич уложится в трех годах моей жизни.– Полукровка с язвительной усмешкой посмотрел на выражение лица своего пленника. Колючие глаза так и шарили по драгуну с головы до пят, точно искали зацепку.—Знаешь, амиго, когда смерть дышит в затылок, делаешь странные вещи. А ты, похоже, игрок со смертью.
– Но не такой азартный, как ты, пикаро24.– По спине ротмистра пробежал холодок. Ему давно не приходилось встречать такого зловещего взгляда.
– Не зли меня, белый,– проводник помолчал, потом вдруг подался вперед, и лицо его в мгновение ока исказилось гримасой испепеляющей ярости.– Тебе же лучше, вонючий пес, если я останусь добрым… Иначе порежу тебя на ремни! И не вздумай наложить на себя руки, Симон. Клянусь матерью, я сдохну следом, чтобы свести с тобой счеты и на том свете. Ну-ка, скажи лучше, ты же был ближе к команданте… Это правда, что сыновья де Аргуэлло не ладят со своим папашей? Поправь, если я в чем ошибся, но мне так говорили.
– Тебе не солгали. Но что это меняет?.. – Симон беспокойно посмотрел на бандита.
– А я думал, драгуны, как ты, умеют скрывать свои чувства,– метис, ковыряя свои черные ногти, с победной ухмылкой глянул на Бернардино.– Ну, а что это меняет… не твое дело, солдат.
– Пусть так. Но что делать, если губернатора не окажется в пресидии?
– Амиго! – Сыч удивленно развел руками и цокнул языком.– Ну разве это первые сложности в твоей жизни? Ты же хочешь жить? Значит, найдешь выход.
Внезапно кони забились на привязи. Оба насторожились, прислушиваясь к звукам, рождавшимся в глубинах леса. За мрачной завесой предрассветного сумрака притаилась незримая опасность. Возникнув неожиданно, она могла разодрать человека когтями, растоптать тысячью ног огромного стада, ужалить смертоносным ядом или прон-зить грудь острием копья.
Дель Оро вздрогнул и выпрямился. Чувства его напряглись и обострились до предела. Всем своим звериным существом он ощутил: что-то движется по лесу. Дым от ко-стра и терпкие испарения сырых трав мешали распознать запахи. Стоя плечом к плечу, они долго вглядывались в густую зелень. Ничто не шевелилось, не слышно было ни звука – только однообразный шум листвы да редкий звук падающих с ветвей капель. Ни одного подозрительного запаха не доносилось до их ноздрей. Но оба чувствовали, что опасность существует, и что она близко.
– Отвяжи лошадей! – шепнул Сыч, скакнул в сторону от захиревшего костра и тотчас же исчез из глаз Бернар-дино.
Миновав кустарник, Рамон пригнулся и тихо двинулся к тому дальнему месту зарослей, где, как ему показалось, слышался щелкающий звук. Незатушенный огонь отчасти помогал ему ориентироваться: слабый рубиновый отблеск очерчивал кусты и указывал верное направление; сам же он оставался невидимым для врагов.
Сыч продвигался медленно, часто замирая, сглатывая слюну, сжимая в руках карабин и пистолет. Глинистая почва разбухла от ливней, и благодаря этому он крался совершенно бесшумно.
Не доходя до зарослей орешника, Рамон остановился и долго выжидал.
Пикаро – мерзавец, мошенник, плут (исп.).