Господь. Романо Гуардини
вы положили его?». «Вновь скорбя внутренне», Он подходит к гробнице, и на глазах у Него выступают слезы. Он велит убрать камень, обращается к Отцу Своему и затем произносит громким голосом: «Лазарь, иди вон». Мертвец повинуется – с перевязанными ногами и руками и с покрытым плащаницей лицом. Иисус повелевает: «Развяжите его, пусть идет».
Ход событий разный. Один раз Он встречает на Своем пути похоронное шествие. Другой раз отец девочки приходит за Ним. Что касается Лазаря, то Он, очевидно, видел в духе, что произошло… У озера умирает ребенок, в Наине – юноша, в Вифании – Лазарь, взрослый мужчина, – словно смерть становится все более реальной, встречаясь со все более зрелой жизнью… И словно смерть с каждым разом совершается все полнее: ребенок только что умер, юношу уже выносят, а Лазарь уже не один день лежит в гробу… Ход событий во многом различен, но сущность их всех одна и та же: ушедшую душу Христос вызывает назад, в земную жизнь. Он обновляет распавшуюся жизнь. Прерванное существование продолжается. Относительно ребенка родители даже еще не поняли по-настоящему, что пришел конец; мать юноши с отчаянием сознает это; в доме же Лазаря уже несколько дней царит холодная пустота смерти – и каждый раз происходит неслыханное: это закончившееся существование начинается заново.
Но если действие Иисуса в Наине имеет характер не требующего усилий проявления любви, совершаясь мимоходом, в пути, а в случае с Иаиром Он как бы вступает под тихие своды сокровеннейшего доверия и нежной близости, то в случае с Лазарем Он идет из дома к гробнице и там на глазах людей с патетической силой совершает воскрешение. Иисус «скорбит духом» – это сказано дважды. В кончине друга Он видит Свой конец. Уход друга побуждает Его бросить вызов самой смерти. Когда Иисус зовет Лазаря назад, к жизни, Он делает это «громким голосом» и нам вспоминается, что однажды Он также «возопил… громким голосом» – на кресте (Мф 27.46). Здесь, в борьбе за возвращение Своего друга, Христос борется с самой смертью и предвосхищает Свое собственное Воскресение.
Что означает все это? Прежде всего едва ли не самый большой вызов, какой только может быть брошен нашей вере. Нигде больше – за исключением, может быть, повествования о вочеловечении (Мф 1.18–25) и о таких событиях, как насыщение многих тысяч и укрощение бури (Мф 14.14–36) – от нашей веры не требуется такого преодоления земного, как здесь. Возражение возникает и у нас: может ли быть что-либо подобное? И в чем смысл таких событий?
Из этих вопросов менее затруднителен первый: возможно ли что-либо подобное? Если мы верим, что Христос есть Сын Божий, то ответ на него уже дан, и он убедителен в той самой мере, в какой наша вера подлинна. А эта вера подлинна или, лучше сказать, осознана тогда, когда мы правильно судим об отношении Бога, открывающего Себя миру. При этом на пути у нас, наследников века естественного порядка вещей, встает наше представление о законах природы, которое должно исключить возможность чудес.
Но, присмотревшись внимательно, мы вскоре