И вспыхнет пламя. Сьюзен Коллинз
президент, сделав публике знак замолчать, предлагает:
– А не сыграть ли нам свадьбу здесь, в Капитолии? – я без подсказки визжу, словно готова свихнуться от радости.
Цезарь Фликермен интересуется точными сроками.
– Ну, прежде чем назначать дату, нужно сперва побеседовать с мамой Китнисс, – отвечает Сноу и под оглушительный хохот зрителей обнимает меня за плечи. – Может быть, если вся страна пожелает, мы поженим вас до наступления тридцатилетнего возраста.
– О, тогда вам придется менять законы, – хихикаю я.
– Надо будет – изменим, – заговорщически подмигивает он.
С ума сойти, как весело.
Вечер, который устроили ради нас в банкетном зале, в личном особняке президента, совершенно бесподобен. Потолок на высоте сорок футов преобразился в звездное небо, точно такое же, как у нас дома. Возможно, над Капитолием тоже ночами раскидывается восхитительный купол – да кто его видит? Город пылает сотнями тысяч огней, за ними не разглядеть ни единой звезды. Примерно посередине между полом и потолком, стоя будто бы на мягких белых облаках, парят музыканты. Вместо традиционных столиков – бесчисленные диваны и кресла: некоторые расположены возле каминов, другие почти утопают в благоухающих цветах, из третьих видны искусственные озера, полные экзотических рыбок. Отдыхай, веселись, делай все что душа пожелает. Участок в центре комнаты выложен плиткой. Здесь танцуют, здесь выступают артисты, здесь можно просто смешаться с пестрой толпой гостей.
Но настоящий гвоздь вечера – это еда. Чего только нет на столах, выстроившихся вдоль стен! Все, о чем можно мечтать, и о чем даже не мечталось. На вертелах подрумяниваются коровьи, свиные и козьи туши. На огромных тарелках теснится дичь с начинкой из ароматных орехов и спелых фруктов. Обитатели океана переливаются под готовыми соусами, либо так и просятся в хрустальные миски с душистой приправой. Я уж не говорю о несметных видах хлеба, сыров, овощей, сластей, водопадах вина и потоках других напитков, загадочно мерцающих бликами пламени.
Вместе с решимостью возрождается и мой аппетит. Неделями не могла смотреть на еду из-за треволнений – а тут вдруг словно с цепи сорвалась.
– Хочу перепробовать все, что нам подали, – заявляю я Питу.
Он пытается по глазам понять причину моего удивительного преображения. Питу еще неизвестно, что, по мнению президента, мы провалились. Должно быть, он думает: наоборот, все в порядке. Или даже, чем черт не шутит, воображает, будто я по-настоящему рада помолвке. По его лицу пробегает легкая тень изумления, но лишь на краткий миг, ведь на нас направлены камеры.
– Тогда лучше поспеши, – советует он.
– Ладно, кусну от каждого блюда – и хватит, – решаюсь я.
Решимость иссякает уже за первым столом, на котором стоит не то двадцать, не то целых тридцать видов супа, когда мне попадается сливочно-тыквенное пюре, посыпанное дробленым орехом и крошечными черными семенами.
– Всю ночь бы ела и ела! – вырывается