Жизнь Шаляпина. Триумф. Виктор Петелин
пьеса «На дне», спектакль во МХТе.
– Плохая пьеса. – Горький рубанул по воздуху широкой, как лопата, рукой. – Я говорил, что нигде эта пьеса не будет иметь успеха, только в этом удивительном театре художественников. В Питере пьеса провалилась, как я и думал.
Нестеров протестующе взмахнул рукой. Взрывной, горячий, Михаил Васильевич со всей страстью возражал против столь несправедливой самокритики.
– Нет, Алексей Максимович, пьеса у вас получилась, если театру удалось поставить удачный спектакль, из ничего не сделаешь конфетку. И «Мещан» я видел, и «Штокмана», ах, как это все хорошо, ну разве это не возрождение? Какой живой, горячий подход к искусству – сколько во всем этом увлечения, вдумчивости, желания изыскать новые формы. Сердце радуется, сам молодеешь. Уж и не говорю, какое сильное впечатление на меня произвел спектакль «На дне». Тут показана такая картина, такие образы и типы, такая сила, новизна и яркость изображения. Ваш великолепный замысел так дерзко-даровито воплощен артистами, что дух захватывает, а нервному человеку так прямо «мат».
– Алексей Максимович недоволен тем, что спектакль не имел успеха в Петербурге, – заговорил Константин Петрович. – Да и критика петербургская точно с цепи сорвалась, отвела душу.
– Я возражал против гастролей в Петербурге, совсем иная публика, – снова заокал Горький. – А Немирович стал уговаривать меня: дескать, раз императорская сцена Александринского театра заказана мне, то и Суворинский сойдет. А Суворин тут же потребовал, чтобы с будущего сезона «На дне» принадлежала ему на два года, десять процентов сбора автору. Выгодно! И Немирович согласился, дает мне телеграмму. Но как только я узнал об этой сделке, я так и взвился, точно обваренный. И ответил: «Очень изумлен столь простым пониманием моих выгод, но все же между мною и Сувориным не может быть никаких соглашений. Представляете, Суворин ставит «Сон Услады», антисемитских «Контрабандистов» и прочую мерзость, а я должен ему отдать свою пьесу. Нет, это все равно что пойти к нему в сотрудники «Нового времени».
– Особенно понравился мне Москвин. – Нестеров почувствовал паузу в монологе Горького и решил продолжить свой рассказ о впечатлениях от увиденного зимой в театральной Москве.
– А «девица» Настя в исполнении Книппер? А Барон в исполнении Качалова? – воскликнула Екатерина Павловна.
– Да, вы правы, эти три типа, разные по содержанию, одинаковы по своей необычайной яркости, новизне. Лука – вроде бы простоватый мужичонка, странник, святая душа, балагур, но какую русскую ноту он вносит в спектакль, как он оживляет действие…
– Кажется ли он вам, Михаил Васильевич, оптимистом? Многие не понимают замысла, – включился в беседу Тихомиров.
– Не только оптимистом, но жизнерадостным живым человеком. – Нестеров вспомнил игру Москвина, смех в зале при его появлении. – Лука – полный оптимист.
Горький делал вид, что его вовсе не интересует то, что скажут его собеседники: он оценил свою пьесу как плохую, а друзья пусть доказывают,