Седьмая жертва. Александра Маринина
и заговорил, только когда они вышли из лифта на своем этаже.
– Я вам хочу сказать две вещи, Татьяна Григорьевна. – Он внезапно перешел на официальный тон, и голос его был холоден и строг. – Первая: если преступник молод и силен, он, вероятнее всего, легко справится со мной. Но почему вы решили, что он молод и силен? Вы полагаете, люди немолодые годятся только на то, чтобы сидеть на печи и нянчить внуков, а совершение преступлений – удел молодых? И второе: вы меня недооцениваете. Засим позвольте откланяться.
Татьяна от неожиданности застыла на месте, а Андрей Тимофеевич открыл замок своей квартиры и скрылся в темной прихожей. Почему-то она ожидала, что сосед хлопнет дверью. Но дверь закрылась почти бесшумно.
Около девяти вечера снова позвонила Настя.
– Зарубин установил, какие вещи приобрела наша мадам. Кстати, ее фамилия Старостенко. Полное дамское обмундирование, начиная от трусиков и бюстгальтера и заканчивая париком, плащом и туфлями. На чеках пробивается название магазина, и Сережа поднял на ноги всех продавщиц. В квартире валялись бирки от одежды, продавщицы по этим биркам написали ему полный перечень: что, из какой ткани, какого цвета и размера, чье производство. Только загвоздка вся в том, что Старостенко эти вещи не покупала.
– То есть как? Украла, что ли?
– Таня, побойся бога, там же кассовые чеки были, – возмутилась Настя. – Все оплачено. Только не ею.
– А кем?
– В том-то и фокус. Продавщицы эти покупки очень хорошо помнят, потому что редко бывает, чтобы покупатели выбирали полный гардероб. А тем более сейчас, когда все подорожало в три-четыре раза. Эти покупки делали две девушки, по виду и акценту – приезжие, откуда-то с юга.
– С Кавказа? – уточнила Татьяна.
– Нет, из Украины или с юга России. Ставрополь, Ростов, Краснодар – что-то в этом роде. Фрикативное «г», и интонация к концу фразы вверх уползает.
– Странно… – Татьяна помолчала. – Какая связь может быть между арбатской алкоголичкой в возрасте за сорок и приезжими девушками? Не могла же Старостенко попросить их сделать эти покупки!
– Не могла, – согласилась Настя. – Ни один нормальный человек, а тем более бедствующий, не отдаст такую сумму чужим людям под честное слово. А вдруг они обманут и скроются с деньгами? Хотя сам факт такой просьбы вполне объясним. Старостенко видит себя в зеркале и понимает, что, если сунется в приличный магазин, ее поднимут на смех. Или выгонят сразу же из примерочной. И будут орать, чтобы она не трогала дорогие вещи грязными руками. Она действительно могла постесняться зайти в магазин. Но я не верю, что она могла отдать такие деньги двум первым попавшимся девчушкам.
Вывод был ясен как белый день. Девушек попросили купить все необходимое, но сделала это не пропавшая Старостенко. Это сделал тот, кто заплатил ей за услугу. Тот, кто сочинил текст на плакате. Тот, кто не хотел, чтобы продавщицы в магазине его запомнили.
– Настя, – спросила Татьяна после минутной паузы, – а зачем все-таки этот цирк? Если