Сын Нептуна. Рик Риордан
мне покажешь бани? – спросил Перси. – Я жутко грязный.
– Да. – Фрэнк выдавил улыбку. – Это точно.
Когда они вошли в парилку, Фрэнк вспомнил о бабушке, о матери, о своем проклятом детстве – спасибо Юноне и ее деревяшке. Ему почти хотелось забыть прошлое, как забыл его Перси.
X. Фрэнк
Фрэнк плохо помнил сами похороны. Но он помнил час перед ними – его бабушка вышла во двор, где он расстреливал из лука ее коллекцию фарфора.
Дом бабушки представлял собой обширный особняк серого камня на двенадцати акрах в Северном Ванкувере. Двор дома выходил прямо в Линн-Каньон-Парк.
Утро стояло холодное, промозглое, но Фрэнк не чувствовал холода. На нем был черный шерстяной костюм и черная куртка, которые когда-то принадлежали его деду. Фрэнк испугался и расстроился, когда обнаружил, что эти вещи ему впору. Одежда пахла нафталином и жасмином. Ткань была колючая, но теплая. С луком и колчаном он, наверно, был похож на взбесившегося дворецкого.
Фрэнк погрузил часть дедовского фарфора в тележку и поспешил во двор. Там он расставил посуду на столбиках забора, ограждающего участок. Он стрелял так долго, что пальцы его потеряли чувствительность. Он представлял себе, что, поражая каждую цель, приканчивает одну из своих проблем.
Афганские снайперы. Трах. Чайник разлетелся на части – стрела попала в самую его середину.
Медаль за самопожертвование, серебряный диск на красно-черной ленте – такой медалью награждают погибших при исполнении долга. Ее вручили Фрэнку так, словно это было что-то важное, словно эта медаль могла вернуть ему маму. Бах. Чашка, крутясь, полетела в заросли.
Офицер, который пришел к нему со словами: «Твоя мать – герой. Капитан Эмили Чжан погибла, пытаясь спасти товарищей». Цок. Сине-белое блюдо разлетелось на куски.
Выговор от бабушки: «Мужчины не плачут. В особенности из рода Чжан. Ты должен это выдержать, Фай».
Никто не называл его Фай – только бабушка.
«Что это за имя такое – Фрэнк? – брюзжала она. – Это не китайское имя».
«Я не китаец», – думал Фрэнк, но сказать так не осмеливался. Много лет назад мать сказала ему: «Не смей спорить с бабушкой. От этого тебе будет только хуже». Она была права. А теперь у Фрэнка не осталось никого, кроме бабушки.
Стук. Четвертая стрела попала в столбик и, застряв в нем, задрожала.
– Фай, – позвала бабушка.
Фрэнк повернулся.
Она держала в руках шкатулку черного дерева размером с коробку из-под обуви – Фрэнк прежде не видел эту шкатулку. В черном платье с высоким воротником, со строгим пучком седых волос она была похожа на учительницу из 1880-х годов.
Она обвела взглядом побоище: ее фарфор в тележке, осколки ее любимого чайного сервиза на травке, стрелы Фрэнка, торчащие из земли, деревьев, столбиков забора. Одна торчала из головы садового гнома.
Фрэнк думал, что бабушка сейчас раскричится или ударит его шкатулкой. Такого он себе еще не позволял. Никогда он не чувствовал себя таким озлобленным.
На лице бабушки отразились горечь