Странствующий. Александр Петров
губы в гаденькой улыбочке. – А не староват ли ты для молодой девицы, жадной до ласки?
На заляпанную поверхность стола ложится монета. Наметанный глаз хозяина распознает золото. Его широкая ладонь с короткими пальцами прихлопывает монету.
– Пригласи-ка ее, приятель, и устрой нам хорошую пирушку, – хрипло басит старый солдат, присаживаясь за стол в самый темный угол под лестницей. – Издалека я приехал ради нее.
– Сию минуту, господин, – суетится толстяк, резво взбираясь по крутым ступеням на второй этаж, где размещаются гостиничные комнаты.
И вот по грубо оструганным перилам скользит изящная рука в кольцах и браслетах. Таинственно шуршат кружева пышной юбки, позвякивают цепочки, переливаются бусы. Дивная красавица с распущенными по открытым плечам кудрями походкой пантеры приближается к воину и садится на соседний стул.
Пока вояка заигрывает с девицей, расторопный хозяин ставит перед ними медный кувшин с лучшим красным вином, толстенный окорок с чесноком, соленые маслины, румяные лепешки.
Воин с девицей пьют вино, с аппетитом закусывают. Из полумрака, где они веселятся, хозяину слышны лишь солдафонские шуточки, да заливистый смех Марии. Никогда она так не смеется в хозяйских объятиях. А на его просьбу выйти замуж только усмехается, да сверкает черными глазами. Как-то раз он попробовал ей пригрозить, так не успел закончить фразу, как к его горлу прижалось лезвие ножа для разделки окороков. Но, как хороша эта Мария! Ладно, пусть себе развлекаются. Только бы золотые ему приносила. А уж на золото он себе женушку не хуже подыщет. Так. Кажется, наелись. Осталось половина окорока и полкувшина вина. Будет чем унять тоску. Мария обвивает гибкой рукой вояку за широкий пояс с медными бляхами и ведет в комнату наверх. Старый развратник размахивает руками и отпускает дурацкие шуточки.
В комнате Мария усаживает воина на кровать и прижимается губами к его шее. Но что это! От этой продубелой морщинистой кожи исходит тонкий аромат. В памяти всплывает ее убогая келья, увешанная иконами и лампадами, и маленькое окошко, через которое она общается со старцем Авраамием. Это из его окошка лился такой же дивный аромат. Слезы встают в ее черных очах.
– О горе мне, горе! – вырывается из ее груди.
– Что с тобой, Мария? – звучит над ее ухом хриплый бас.
– Лучше бы мне умереть раньше, – со вздохом произносит красавица, низко опустив голову.
– Ну-ка подойди и разуй меня, – ворчливо хрипит воин.
Мария понуро склоняется к его пыльным сапогам. Вдруг в ее плечи впиваются сильные пальцы. «Ну и хватка у этого старика», – мелькает у нее в голове. Она поднимает голову и силится разглядеть лицо посетителя. Военная шляпа с широкими полями затеняет его. Одна рука старика оставляет ее плечо и срывает шляпу. Свет от масляной лампы освещает лицо… старца Авраамия. Он плачет, как ребенок, и прерывисто говорит:
– Дитя мое, Мария, ты узнаешь своего старого воспитателя? Двадцать лет, с самого сиротского младенчества, охранял я твою