Несусветный эскадрон. Далия Трускиновская
и сбиваем.
– Полагаю, по дороге ты себе седло раздобудешь. По военному времени это просто – снимешь с убитой лошади, – обнадежил гусар. – Ну, поехали…
Вдруг он, насторожился, поднял голову и словно проводил взглядом прошедший поверху и сгинувший за лесом странный гул.
– Это что еще такое?
– Похоже на перелетное озеро, – подумав, сказал Мач.
– Перелетное – что?!.
– Озеро. Ну, бывает, что озеро решило на новое место переселиться. Снимется, полетит и плюхнется.
– А на прежнем месте что же?
– Трясина остается.
Потрясенный гусар несколько помолчал. Мач говорил об этом феномене со скучной физиономией, как о деле привычном и поднадоевшем.
Когда высокий Аржан и маленький гнедой пошли крупной рысью, гусар, покрутив носом и фыркнув наподобие коня, выбросил из головы перелетное озеро и спросил весело:
– Тебя как звать-то, наездник?
– Матис, милостивый господин, – доложил парень, но по глазам гусара понял, что это имя ему не больно понравилось. – Можно – Мач. Мачатынь…
– Мачатынь? Постараюсь заучить, – обещал гусар.
– А как мне вас называть, милостивый господин?
Гусар улыбнулся своей молниеносной улыбкой.
– Зачем же господин, да еще милостивый? Ты так своего барина величай. А меня попросту – Сергей Петрович…
Глава шестая, об отце-одиночке
Не успели всадники проехать и четверти версты, дорогу перебежал заяц.
– Плохая примета, – остановил гнедого Мач. – Добра на этом пути не жди. Придется сделать круг…
– И надолго нас задержит твой заяц? – полюбопытствовал Сергей Петрович, против самой приметы не возражая.
– Пустяки, – успокоил Мач. – Сейчас мы Лесного Янку проведем – повернем назад, объедем рощицу, потом мимо молочной мызы – и опять выедем на ту же дорогу. И зайцу уважение окажем, и времени почти не потеряем.
– Ловко ты ладишь с приметами! – рассмеялся гусар.
– А что же делать? Кабы дрожать не умел – совсем бы замерз, – цыганской шуточкой ответил Мач.
Но Лесной Янка все-таки препорядочно задержал их – и вот каким образом.
Проезжая мимо молочной мызы, наездники увидели у изгороди большую толпу. Состояла она исключительно из женщин – а, значит, и шуму производила куда больше, чем митавская рыночная площадь в базарный день.
Мач прислушался.
– Что это у них за столпотворение вавилонское? – удивился Сергей Петрович.
– Кажется, овечьего вора поймали…
Поскольку иначе проехать было невозможно, гусар и Мач оказались довольно близко от разъяренной толпы и увидели с высоты своих коней, что женщины держат вчетвером, заломив ему руки за спину, молодого цыгана. Остальные же, пихая его на все лады, грозили поркой и прочими карами. Чуть подальше на траве лежали пустой мешок и зарезанная овца, рядом с ними плакала навзрыд, сидя на корточках, девочка-пастушка, а над ней нависла молодая