Рома, прости! Жестокая история первой любви. Катерина Шпиллер
человеку аж душно, смотреть по телику нечего, спасибо, видак выручает, польская кухня, купленная на заре перестройки, разваливается, а на новую денег не хватает…
Фу-у, пропасть! Даже вино у них было какое-то дешевое, сивушное».
– Саш, к черту ностальгию по юности, давай к ним больше не ходить, – сказала Алена в машине по дороге домой, не признаваясь даже себе, что тяжелее всего ей было наблюдать Ромку в жалкой роли Юлькиного мужа.
– С превеликим удовольствием, – мрачно кивнул Сашка, тоже явно раздосадованный бездарной вечеринкой.
Не знали эти благополучные ребята, что в ту самую минуту Юля, моя посуду, говорила Ромке, тщательно вытиравшему со стола тряпочкой крошки:
– Кажется, это конец наших приятельских отношений. Мы теперь очень разные. Ты заметил, как они смотрели на нашу обстановку, мебель, посуду?
– Как? – грустно спросил Рома.
– С пре-зре-ни-ем! – повысила голос Юля. – Будто не видел! Они же теперь «новые русские»! А мы для них – «совки»!
– Может, они в чем-то и правы, – протянул Рома.
– Ах, так? Правы? – Юлька завелась, часто задышала, ее кулачки воинственно сжались. – Так стань таким же! Что тебе мешает? Что ж ты убогий такой?
– А ты? – тоже взвился Рома.
– Я? – Юля потрясенно прижала руки к груди. – Я женщина! Я воспитываю твоего ребенка!
– Главное – моего, – буркнул Рома и ушел из кухни подальше от неприятного разговора, возникавшего не впервые. «Она воспитывает ребенка, ой! Ребенок в детском саду, с девяти до шести, ведь у нее мигрени начинаются, если Аська «весь день топчется на материнской голове». А Юлька сидит целыми днями и расчесывает, расчесывает любимую болячку: жизнь пропала, молодость ушла, друзей нет, муж бездарный. «Я женщина»! Прямо, как «Я ветеран!». За «женщинство» ордена еще не дают? Слава Богу, а то она себе всю щуплую грудь завесила бы и удостоверение потребовала.
Вот Алена – мужчина, что ли? И сильная, и умная, и хваткая, притом как хороша стала! Глаза с поволокой, кожа аж светится, сама похудела, а грудь и бедра будоражат все низменные желания. Манеры мягкие, томные, и голос какой-то стал… глубокий, чувственный. Сашка – везунчик, вовремя разглядел в неуклюжей, крупной девчонке будущую секси».
Рома спохватился: как это он перескочил на подобные мысли, он что, предает Юльку, совсем предает? Нельзя, нельзя им предавать друг друга, их прошлое, все то, что связало так крепко, навсегда, можно сказать, обрекло друг на друга. Обручены-обречены, обручены-обречены… От всех этих поганых дум у Ромы разнылось то самое ребро, будто его по новой раскололи. Он тихонько застонал…
Максима Алена подхватила в районе «Академической». Голосовал, видите ли.
– Богатый мальчик, такси ловишь? – лукаво спросила она, когда он сел к ней в машину.
– Так папаша у меня щедрый! – тоже хитро прищурился мальчик.
– Фи, Макс, брать у родителей в наше время – стыдобища!
– А то ты не