Смерть ничего не решает. Антон Лик
куда-то…
Нет, это не чужой воин, это Кёрст, свой, проверенный десятками стычек, тащил к темному провалу в глубине избы. И Бельт бежал следом, стряхивая боль, как пес воду, разбрызгивая ее по пустым темным комнатам. Они вывалились из двери в слепящий свет только для того, чтобы рвануть назад, уходя из-под копыт пары лошадей при двух ездоках.
– Маф, стой!!! – заорал Кёрст и один из всадников осадил коня.
Второй попытался сделать то же самое, но так неловко, что слетел на землю, и, запутавшись в стремени, пропахал спиной половину двора. Тем временем Маф уже затягивал Бельта в седло, а Кёрст, разбежавшись, вспрыгнул сперва на стенку колодца, а с нее на коня, сдерживаемого словно якорем… Зуру Бельт узнал только по мышастой куртке: у того нынче не было лица, лишь месиво из мяса, костей и кусков искореженного железа. Нет больше красавца, по которому сохли бабы в Ольфийских деревнях. Нет больше ловкача, с которым не страшно даже двое на двое против серошкурых.
Кёрст с рычанием хватанул по стремени ножом, потом снова и снова. Толстый ремень отказывался отпускать ногу мертвого хозяина.
Совсем рядом просвистела стрела.
– Ассс! – выдохнул Маф и хватанул плетью по крупу.
Лошадь пошла тяжело и неуклюже. Бельт со всей силой впился в гриву и сдавил коленями тощие бока. На рысях удалось втиснуться между забором и полуразваленным сараем, хлипким строением отгородившись от стрелков. Сзади напирал Кёрст, матерящийся, злой. Живой.
Хуже всего было бы попасть сейчас в лабиринт плетней и изб: там точно ловушка и смерть. Тем обидней, когда за забором виднеется поле и край леса. Маф вдруг двинул ногой по серым доскам, натянул поводья и принялся сминать преграду конской грудью. Дерево, порченное водой и короедами, сопротивлялось недолго. Копыта отбили короткую дробь – вот она, настоящая песня свободы – и лошади вылетели в поле. Кёрст сразу же унесся вперед, забирая к лесу.
То и дело воздух пачкали стремительные росчерки.
Хорошо было бы оглянуться, но, во-первых, мешал Маф, а во-вторых Бельт и без того знал, что творится у поваленного забора: растекаются в линию вахтангары, вздергивают луки и садят стрелы, сперва по всадникам, потом в небо, выше и выше.
Есть что-то в этом от байги – лихой заезд наперегонки со смертью. Как знать, не отсюда ли родом благородные скачки? Даст Всевидящий, и сегодня будет победа, а с ней и главная награда…
Маф дернулся и выпустил поводья. Бельт только и успел, что сгрести их одной рукой, натягивая, а второй кое-как прихватить товарища за пояс. Все равно не удержал, чуть сам не рухнул следом. Конь завертелся на месте, разбрасывая пену.
Стрела не дала Мафу спокойно улечься. Он так и замер, неестественно выгнувшись, обвиснув на проклятом крепком древке. Бельт вытянул меч и свесился, уверенный, что ляжет сейчас рядом. Очередная стрела ударила по лезвию, отбрасывая руку и передавая всему телу дрожь. Так дрожит тетива и ее хозяин в желании убить. Так дрожит стол, по которому катает черные кости Всевидящий.
Одним