Римский крест. Андрей Корольков
не течёт) и не был распят на кресте (из распятого не может истечь «вода»). А жив он был, во всяком случае, до того, как, согласно рассказу самого Иоанна, «предал дух».
На то, что Иисус умер даже раньше распятых с ним разбойников, указывает также и Марк:
«Пришёл Иосиф из Аримафеи, знаменитый член совета, который и сам ожидал Царствия Божия, осмелился войти к Пилату и просил Тела Иисусова.
Пилат удивился, что Он уже умер; и призвав сотника, спросил его: давно ли умер? И узнав от сотника, отдал Тело Иосифу» (Мрк. 15; 43—45).
Всё это наводит на мысль, что эпизод с копьём находится не на своём месте.
И ещё: после того, как воины увидели, что Иисус мёртв «и не перебили у Него голеней» (Ин.19,33), следовало бы ожидать ссылки на пророчество «кость Его да не сокрушится» (Ин.19,36). Вместо этого Иоанн переходит к рассказу о копье, а о пророчестве «кость Его да не сокрушится» говорит почему-то только после слов «и тотчас истекла кровь и вода» (Ин.19,34).
Внятно объяснить, где настоящее место этого эпизода в тексте, оставаясь в рамках представления о казни как о распятии на кресте и не прибегая к искусственным допущениям, мягко говоря, трудно.
Копьё…
В тексте Евангелия от Иоанна копьё – λογχη.
В греческом языке у копья наберётся с десяток синонимов, но Иоанн выбрал именно λογχη.
λογχη – остриё копья, копьё (А. Д. Вейсман).
Казалось бы, всё правильно. Но, как и в случае со σταυρος и σταυροω, вмешивается глагол.
λογχоω – снабжать остриём (А. Д. Вейсман)
Глагол и существительное – совершенно однокоренные и даже лишены флексий, которые могли бы осложнить их смысловые взаимоотношения. Почему же глагол означает «снабжать остриём», а не «снабжать остриём копьё», как можно было бы ожидать?
Потому что глагол λογχоω означает действие, направленное на что угодно: стрелы, гвозди, клинья, колышки и колья и пр. Прямого отношения к копью λογχоω не имеет.
Произошло нечто похожее на случай с тростью и губкой: поскольку пришлось воспользоваться тростью, чтобы подать губку осуждённому, решили, что осуждённый находился сравнительно высоко над землёй, то есть был распят на кресте. Здесь же – наоборот: поскольку, как считается, осуждённый был распят, а значит, находился сравнительно высоко над землёй, пронзить его остриём можно было, только если это остриё – остриё копья.
Итак, строго говоря, λογχη означает «остриё», а остриём именно копья или собственно копьём λογχη может стать, только если этого неизбежно потребует контекст. В данном же случае с контекстом-то как раз большие проблемы: настоящее место эпизода с копьём, скорее всего, не там, где его привыкли видеть. Уже не говоря о том, что из распятого на кресте «вода» ни в коем случае истечь не может, а если осуждённый не распят, то и копьё вообще ни при чём.
Естественно, саму возможность такого прочтения текста нельзя было оставлять без внимания. Поэтому в словаре Дворецкого
λογχη
дор.