Рыцарь Грааля. Юлия Андреева
не ел.
Она быстро развела огонь и велела сыну помочь ей накрывать на стол. Выполняя поручения матери, Пейре пытался подслушать разговор мужчин или перехватить взгляд отца, но все было напрасно. За столом ни слова не было произнесено ни о Пейре, ни о ночном происшествии. Меж собой мужчины разговаривали о предстоящем празднике, убранстве церкви, которое следовало, как обычно, сделать на средства общины.
Улучив минутку, Пейре попытался улизнуть из дома, чтобы хоть одним глазом увидеть Агнесс, но Пьер окликнул его в дверях.
– Если ты собираешься повидать сам знаешь кого, – смотря в пол, пробасил отец, – знай, что ее здесь больше нет.
Мужчины замолчали, ощупывая Пейре с ног до головы любопытными взглядами.
Пейре почувствовал, как земля уходит у него из-под ног, лицо залил румянец, щеки горели.
– Откуда ты знаешь? – услышал он свой ровный голос.
– Сегодня утром община вынесла решение о высылке шлюхи и ее отродья из Тулузы на вечные времена. Час назад мы посадили Агнесс и ее мать на телегу, и они убрались.
– Куда? – ноги Пейре перестали его слушаться, и он сел прямо на порог.
– Этого никто не знает. Но они больше не вернутся, – отец поднял глаза на сына, и тот выдержал его взгляд. После чего Пейре поднялся и медленно вышел на улицу. Ни Пьер, ни Жанна не последовали за ним.
Пейре добрел до дома шлюхи. Дверь и ставни были заколочены крест-накрест грубыми досками, словно община не просто изгнала семью из Тулузы, но перечеркнула саму память о них на вечные времена.
Одинокий, погруженный в смутные мысли, Пейре вышел на дорогу, ведущую из города, и зашагал по ней, поднимая ногами дорожную пыль. Такое же пыльное облачко, только намного большее, должна была оставлять телега Агнесс и ее матери. Но сколько Пейре ни всматривался в горизонт, ничего похожего на пыль, поднятую колесами телеги, не увидел.
Солнышко, будто раненное на поединке, ползло по краю гор, кровавя своим пробитым брюхом рыхлые облака. Пейре шел, не разбирая дороги, не чувствуя усталости, не видя окружающей его красоты и не слыша пения птиц. По его щекам текли слезы, перед глазами стояло черное, ночное, с крупными звездами небо или это были волосы Агнесс, унизанные светлячками? Пейре нащупал на шее травяное колечко и, разрыдавшись, упал на колени в еще горячий после дневной жары песок.
Он дошел до развилки дорог, отсюда дорога раздваивалась, но ни на одной из них не было тонких следов колес или ямочек, которые оставляют конские копыта.
Неизвестно, сколько времени Пейре сидел так, плача и размазывая по лицу слезы, как вдруг он услышал шаги и приметил де Орнольяка, скачущего к нему из леса.
– Не ищи их, Пейре, – де Орнольяк казался расстроенным не менее самого Пейре. Мальчик поднялся, и трубадур помог ему сесть в седло за ним.
– Вы не знаете, куда они поехали? – спросил Пейре в спину трубадура. Тот не ответил.
Многим позже Пейре узнал, что возвышенный рыцарь любви, певец красоты