Ужасные невинные. Виктория Платова
– не хочется, пускай об этом думают ниггеры-официанты.
Или их любовницы.
Лоре моей любовницей не быть никогда, что не исключает невинного, по-дружески утонченного совокупления, точечного удара, разведки боем; возможно, уже сегодня ночью, если я переживу водку на пустой желудок и ane В. в «Мицубиси Талант».
– …Это и есть Жиль Бенсимон?..
Никакого сходства с Мод, никакого сходства с Джейн – фраза звучит как «это и есть ваш хваленый Жиль Бенсимон?», первое, что я вижу, – открытые (чересчур открытые, чересчур фривольные) босоножки, на среднем пальце левой ноги кольцо.
Я и сам чувствую себя окольцованным, я чувствую себя octopus, выброшенным на берег; я чувствую себя Жилем Бенсимоном, нет… я чувствую себя Джан-Паоло, прощелкавшим лучшую свою модель, я чувствую себя выдохшимся «Дайкири», кольцо на среднем пальце левой ноги – дешевый понт для приезжих! Я чувствую себя загнанной в песках берберской лошадью, бербером я себя тоже чувствую. И ниггером-официантом с откляченной жопой. Все потерявшиеся на свете вещи – я: ключи, брелоки, парусники, нательные кресты из обсидиана, билеты на концерт «Пари Комбо», экспедиция Дэвида Ливингстона, только этого не хватало!..
Насечки на кольце – я в состоянии разглядеть и насечки! – легко складываются в дату смерти времени.
Его больше не существует.
Или это меня больше не существует?
Несомненно только одно – водка за пазухой и заданный вопрос: «Это и есть Жиль Бенсимон?» Вопрос адресован мне, никого другого в радиусе нескольких метров нет, я по-прежнему тупо смотрю на босоножки (чересчур открытые, чересчур фривольные), я просто не в силах от них оторваться.
– …Эй?
Взглянуть на губы, которые выпустили в свет «эй» – две буквы, как две перекладины воздушного змея; вопросительный знак не что иное, как хвост, бьющийся на ветру, – взглянуть на губы я все еще не решаюсь. Если уж пальцы на ногах (и кольцо, кольцо, кольцо!) повергли меня в такой трепет, тогда какими должны быть губы?.. Стоит взглянуть на губы – и обязательно вляпаешься в лицо, со всей дури долбанешься о подбородок, переломаешь себе хребет о нос, увязнешь в глазах, как в гончарной глине; не-ет, ищите себе других дурачков, Жан-Луи вполне подойдет.
– …Вы немой?
Конфигурация воздушного змея усложняется, возможно, их уже два, свободно парящих; на выставку змеев меня затащил как-то шелудивый эротоман Пи, единственное, что я помню, – иероглифы на вощеной бумаге и рыбьи силуэты большинства конструкций – и что только делать рыбам в небе? Хайяо наверняка знает ответ и на этот вопрос. Хайяо, да! – убийца с дыроколом, разминающий сейчас чужие пятки: от одной только мысли, что крохотное кольцо с насечками может попасть в лапы улыбчивого азиатского тихушника, мне становится не по себе. К тому же у кольца есть подружка – цепочка, или скорее браслет, он обвивает щиколотку.
– …Значит, вы немой?
– Ваш. Исключительно ваш.
Так бездарно хохмить я не