Ужасные невинные. Виктория Платова
святынь Ближнего и Среднего Востока. В нем нет и намека на откровения о бывших любовниках, детских болезнях и юношеских фобиях, «я так хочу тебя, лифт – самое подходящее место, только не забудь о резинках» – совсем не тот случай. Совсем не тот поцелуй.
Совсем не тот. И все же, все же…
Мне страшно подумать о том, что он когда-нибудь кончится.
Но пока он и не думает кончаться, в пластиковом стаканчике неожиданно появляются дыры, их края оплавлены, что-то не так.
Тинатин не целует, хотя видимость поцелуя все еще сохраняется, она водит жалом (скорпионьего хвоста?); она снимает, считывает информацию – но ей приходится жертвовать и частью своей. Не думаю, что ей так уж нравится жертвовать – это побочный эффект любой тактильной близости, с которым необходимо мириться, как с неизбежным злом.
Оба моих века склеены – верхнее-нижнее, верхнее-нижнее, лишь в картинках, проносящихся в темноте перед ними, ни единой монтажной склейки, что это? прошлая жизнь Тинатин, ее фантазии, ее ночные кошмары – точно определить жанр невозможно, вот если бы на моем месте оказался Жан-Луи… Черт, если бы на моем месте сейчас оказался Жан-Луи – я просто-напросто убил бы его… «А люди, погибшие насильственной смертью, не интересуют вас совсем?»
Интересуют ли они саму Тинатин?
В картинках, проносящихся в темноте, перед моими сомкнутыми веками, не ответ, лишь часть ответа. Все ответы скрывает волшебный фонарь, тот самый, трансформировавшийся впоследствии в «кино – это и правда 24 кадра в секунду», именно так я привык думать. И нет никаких причин, чтобы я стал думать иначе, даже теперь, когда вместо волшебного фонаря передо мной болтается пластиковый стаканчик с дырками. Сквозь них и просматривается часть ответа: залитая кровью ушная раковина (кому она принадлежала?), мертвый зрачок (как давно он мертв?), скорчившаяся фигура – ноги подтянуты к животу, как у эмбриона, лужа под ней – кровь, формалин?.. У меня кружится голова, а губы девушки, еще секунду назад такие плотные, такие осязаемые, вдруг перестают существовать.
Она и сама перестает существовать – я готов поклясться в этом!..
Фотография на стене напротив: не Тинатин, но и не Наоми, не Кристи Терлингтон, всего лишь урбанистический пейзаж, складки домов в полузабытом стиле «courreges-look»[13] – фотография на стене напротив просматривается великолепно. Появись сейчас Лора – я увидел бы даже частички туши, осыпавшиеся с ее ресниц. Но Лоры нет, хотя заявленные ею тридцать секунд давно прошли. Или и не думали начинаться?
Лоры нет.
Два сортирных бодигарда – вот что я вижу вместо Лоры и – что еще нелепее – вместо Тинатин. Два сортирных бодигарда и плейбой с разными глазами между ними.
Я ошибся, у него не разные глаза – самые обыкновенные, в масть друг другу, никакой дисгармонии, никакого неудобства, вот только когда я ошибся – сейчас или тогда? И на плейбоя он не похож, разве что на младшего брата capungo, более удачливого, более респектабельного, без привкуса амфетамина на языке, без пороховой гари на ладонях – костюм от «Brioni» против селедочного хвоста.
Космический дизайн.